"Сергей Николаевич Сергеев-Ценский. Утренний взрыв (Эпопея "Преображение России" - 7)" - читать интересную книгу автора

Музыку, которую слышали Сыромолотовы, слышал в это же время и Калугин,
когда катер, на который он сел, шел к "Марии".
Кто распорядился, чтобы играла музыка на линкоре во время тяжелой
погрузки угля матросами, об этом не мог, конечно, догадаться Калугин, но
оркестр играл.
На катер, пришвартовавшийся к Графской пристани, сели вместе с
Калугиным только матросы с "Марии", несколько человек, посылавшихся в город
по хозяйственным делам. Это были баталер Переоридорога и данные ему в помощь
унтер-офицер 1-й статьи Саенко и трое рядовых, из которых Калугин знал по
фамилии только одного Матюкова.
Этого матроса знали по фамилии и все офицеры корабля по той причине,
что один из них, старший лейтенант Водолагин, находил удовольствие часто без
всякой надобности, но громогласно обращаться к нему:
- Поди-ка сюда ты, фамилию которого нельзя назвать в обществе!
Пятеро попутчиков Калугина везли на корабль что-то запакованное в
рогожные кули и толстую бумагу, так что не зря болтались они на берегу -
выполнили приказ.
Видно было по их возбужденным лицам и веселому разговору, что им
удалось и слегка выпить. Матрос с неприличной фамилией оказался тем
весельчаком, который по неписаным законам военной службы обязателен для
каждой роты, эскадрона, экипажа; здесь на катере почему-то больше всех
говорил именно он, отпуская шуточки, заставлявшие других хохотать громко. Он
был низенький, черномазый, скуластый, а желтые глаза его все время вели себя
беспокойно: перекатывались справа налево, слева направо, и Калугин еще
раньше как-то, до похода на Варну, подумал про себя, что такие глаза он в
своей жизни видит впервые.
Когда он явился на Графскую пристань, эти пятеро матросов его уже
ждали, и тут же баталер Переоридорога, с тремя басонами на погонах,
старавшийся держаться в соответствии со своей должностью солидно, да и сам
высокий, плечистый, круглощекий, черноусый, с серебряной цепочкой часов,
неизменно красовавшейся на его форменке летом, подойдя к нему и взяв под
козырек, сказал вежливо густым голосом:
- Извольте садиться, ваше благородие, сейчас катер отчалит.
- Как так сейчас?.. Может быть, кто-нибудь из офицеров подойдет? -
спросил Калугин.
- Никак нет, больше никого быть не может, - ответил баталер, - и так
нам приказано доложить вам.
Калугину оставалось только догадаться, что в этот день никто, кроме
него, не был отпущен на берег и что, по-видимому, даже командир и старший
офицер оставались на корабле. Это заставило его с благодарностью подумать о
Кузнецове, что вот он все-таки сочувственно отнесся к затруднительному
положению своего младшего офицера и даже, может быть, преступил общий приказ
адмирала, чтобы никому из командного состава не покидать в этот день
"Марии".
Несколько странным показалось ему еще и то, что Саенко, ловкий и как-то
особенно всегда щеголеватый, весьма неглупого вида унтер-офицер, улучил
время подойти к нему при посадке на катер и спросить вполголоса:
- Должно, ваше благородие, Колчак для нас что-нибудь обдумал?
- Ничего об этом не знаю, - так же вполголоса пробормотал Калугин, но