"Сергей Николаевич Сергеев-Ценский. Львы и солнце (Эпопея "Преображение России" - 14)" - читать интересную книгу автора

волоса в русой бородке, видный собою, полнокровный, хотя и недавно, но зато
очень прочно поверивший в свою звезду и потому благодушный, живший теперь в
номере хорошей гостиницы в начале Невского, ближе к Зимнему дворцу, прочитав
за утренним чаем это объявление, сказал весело вслух самому себе:
- Ну-ну!.. Львы!.. До львов дошло!.. Вот так штука!..
Он просмотрел потом еще несколько объявлений (с них обыкновенно начинал
он читать газету) и опять наткнулся на то, что продаются львы: это было
напечатано крупно и на видном месте.
Полезнов подумал: "Что же это, цирк распродается или зверинец?" - и
привычно потянулся к трубке телефона, чтобы узнать, так, между прочим,
сколько именно продается львов и по каким ценам, но, присмотревшись к
объявлению, не нашел там номера телефона.
Убежденный в том, что такие коммерческие предприятия, как цирк или
зверинец, не могли бы сдать объявления в газету, не указав номера своего
телефона, Полезнов посвистал тихонько и, как только окончил чаепитие, оделся
и вышел на Невский, от которого Новоисаакиевская очень близко, и в первую
очередь решил пройтись полюбопытствовать, что это за львы, кем именно и
почему продаются.
Было средне морозно. Стояли длинные хвосты очередей вдоль тротуаров.
Проходя мимо них, Полезнов участливо спрашивал, за чем стояли - за хлебом
или за сахаром?..
Сам он был очень запаслив, и склады всякой снеди и других житейски
необходимых товаров у него в Бологом были большие; самому ему еще не
приходилось стоять в подобных хвостах, но был он человек общественный и
очень любознательный до всего, что касалось торговли. Команда молодых
солдат, совсем еще мальчишек, плохо державших шаг и равнение, пересекала
Невский, остановив вагоны трамвая и длинный ряд автомобилей. Угорелые
газетчики бегали с телеграммами и что-то кричали, но в крики газетчиков в
последнее время перестал уже вслушиваться Иван Ионыч и телеграмм сознательно
не покупал. Как бы ни шла война, его она касалась только стороной -
поскольку был еще овес на северо-западе России и лошади в русской армии.
Того, чтобы немца допустили взять Петроград (столицу!) и вместе с ним
станцию Бологое, он решительно не допускал. Детей на фронте у него не было и
быть не могло: женился он лет за семь до войны, и дети его, всего четверо,
были еще младенцы. Когда он бывал дома, то чувствовал себя с ними в одно и
то же время и отцом и даже как бы дедом, что только усиливало его к ним
нежность; и вот теперь, доходя до Новоисаакиевской, он представил, как туда,
в свое гнездо в снегах, он возьмет да и привезет вдруг, шутки ради, живого
льва в железной клетке и какой радостный визг и крик подымут около такой
необыкновенной игрушки дети.
С гурманством северянина (он был костромич родом) Полезнов втягивал
широкими легкими стынь февральского воздуха и жесткие порывы ветра с Невы, а
свою кунью шубу он даже несколько распахнул, так как от ходьбы нагрелся.
С некоторых пор, когда вообще появилось так много нового в русской
жизни, Иван Ионыч усвоил и всячески развивал в себе спасительную привычку
как можно меньше обращать внимания на все кругом и удивляться.
Война, сделавшая его поставщиком овса, на этом именно новом для него
деле и требовала сосредоточить все его мысли: где купить овес, почем купить,
как доставить, почем посчитать казне, помня о том, как падают деньги, -
одних только этих забот было вполне довольно для Полезнова, чтобы еще