"Сергей Николаевич Сергеев-Ценский. Свидание (Эпопея "Преображение России" - 17)" - читать интересную книгу автора

но... не много ли все-таки - один гений на миллион? - спрашивающими глазами
обвел всех Ливенцев. - Сорок, например, миллионов населения - и среди них
сорок гениев! Не много ли?
- А вот же у французов на сорок миллионов сорок бессмертных в их
Академии наук, - сказал Леня.
- Но далеко не все сорок гении! - подхватил Ливенцев. - Разумеется,
теория Гальтона явная чепуха, но статистика вообще великое дело. Число!
Самая трагическая фраза, какую я знаю в нашей классической литературе, - у
Гоголя в "Записках сумасшедшего" - месяца не было, числа тоже не было. День
был без числа. Без числа, значит все кончено, - хаос и затмение ума...
Совершенно уж неизлечимое, Еля, затмение ума, - и даже вы, волшебница в
области психиатрии, излечившая меня от пристрастия к спиртному, не в
состоянии ничего сделать с теми, кто потерял число. Вот, например, кружок
лимона на столе, - сосчитайте-ка, на сколько долей делится его мякоть!
- На восемь, - тут же ответила Таня.
- Совершенно верно, на восемь, и вот, видите, в середине кружка белое
уплотнение, а весь рисунок в общем похож на белого паука с восемью, как и у
всякого паука, ногами. А возьмите кристалл горного хрусталя, у него шесть
сторон, а сам кристаллизуется кубами, а пчела безошибочно делает свои
шестиугольные ячейки в сотах, и это - самая лучшая форма для ее постройки. И
Пифагор, когда нашел, что квадрат катета прямоугольного треугольника равен
квадрату гипотенузы, как отпраздновал это свое открытие? На празднике у него
по этому поводу съели сто быков.
- Богатый был человек! - заметил Леня.
- А известно ли вам, что Александр Гумбольдт истратил в молодости на
издание своих сочинений триста тысяч талеров? - продолжал Ливенцев.
- Ка-кой был богач! - простодушно удивилась Таня.
- Да, богач, но были другие богачи в его время, однако не были такими
разносторонними, как он. В университете он записался было на юридический
факультет, но вскоре перешел на изучение технологии, естественных наук,
физики, греческого языка. Написал диссертацию о ткацком деле у древних
греков, и это до девятнадцати лет, а на двадцатом году он увлекается уже
геологией, минералогией, слушает лекции в горном фрейбургском училище, и в
то же время исследует мхи и пишет о них солидный труд. Потом в Вене изучает
вообще ботанику, а в Иене анатомию и пишет о животном электричестве. В
тридцать лет начинает путешествовать за пределами Германии, изучает морские
течения, земной магнетизм, кстати, занимается восточными языками и прочее, и
прочее, и прочее. В шестьдесят лет начал заниматься астрономией. В семьдесят
пять начал издавать свой "Космос". Даже поэзией занимался, даже в России
побывал и нашел на Урале алмазы. Даже с поэтессой Каролиной Павловой у нас в
Петербурге успел познакомиться и любезно пригласил ее к себе в Берлин,
кажется. И через пятнадцать лет, когда было уже ему девяносто лет, увидел у
себя эту самую Каролину Павлову и сказал: "Согласитесь, сударыня, что трудно
найти вам еще одного такого же галантного кавалера, который дожил бы до
девяноста лет только затем, чтобы дождаться вашего ответного визита!"
- Счастливая организация была у этого Гумбольдта! - сказал Матийцев. -
И возможной она казалась на почве личного богатства. И один гений на миллион
человек в Англии времен Гальтона выходил не из простых шахтеров, а из среды
владельцев шахт, фабрик, заводов, целой флотилии кораблей торгового флота,
особняков и тому подобное, - и в этом-то весь вопрос. Опыт разложения воды