"Род Серлинг. Ночь смирения" - читать интересную книгу автора

одурманенном виски сознании. Но через секунду он снова услышал бубенчики,
на этот раз более продолжительно и громче.
Корвин остановился возле грузовой платформы для оптовой продажи мяса.
Он снова с интересом посмотрел в небо. Кошка, вдруг выпрыгнувшая из-за
бочки и с воем промчавшаяся мимо него по снегу, заставила его вздрогнуть.
Она побежала к другой платформе на противоположной стороне, перепрыгнула
через мусорный бак и уронила мешок, почему-то лежавший поверх мусора. Потом
она исчезла в темноте.
Мешок упал Корвину под ноги, и из него высыпалось несколько мятых
консервных банок. Корвин нагнулся, поправил мешок и засунул банки назад.
Затем он перекинул мешок через плечо и понес их к платформе. На полпути
туда он снова услышал колокольчики. На этот раз четче и намного ближе.
И снова он остановился и широко открытыми глазами посмотрел на небо. К
звуку колокольчиков присоединился еще один. Корвин не мог описать его, но
мысленно отметил, что он походил на удары маленьких копыт. Он очень
медленно уронил мешок с плеч, тот упал еще раз, и его содержимое высыпалось
на землю. Корвин посмотрел на него, моргнул, потер глаза и смотрел не
отрываясь.
Из мешка выглядывали кабина грузовика и нога, и рука куклы.
Было очевидно, что в мешке полным-полно игрушек. Он упал на колени и
стал рыться в мешке, достав по очереди грузовик, куклу, игрушечный домик,
коробку с надписью "Электропоезд", и остановился, поняв, что в мешке лежат
только игрушки. Он удивленно вскрикнул и торопливо побросал игрушки назад в
мешок. Он перебросил его через плечо и медленно побежал к улице, спотыкаясь
и останавливаясь, чтобы поднять упавшую игрушку. Он почувствовал, как слова
клокотали в нем и наконец вырвались наружу.
- Эй! - крикнул он, поворачивая на 111-ую улицу. - Эй, люди! Эй, дети
- Веселого Рождества!
Миссия на 104-й улице была большим неприглядным и скучным местом,
гнетущим глаз и умерщвляющим душу. Ее главная комната представляла собой
прямоугольник, почти лишенный мебели. Здесь рядами стояли неудобные скамьи
с прямыми спинками, а в дальнем конце стоял орган и было небольшое
возвышение. Большие лозунги с поучениями типа "Возлюби ближнего своего",
"Вера, Надежда и Любовь", "Что посеешь, то и пожнешь" покрывали стены.
Около двух десятков стариков сидели на скамьях. Скамейки были широко
расставлены по залу. Некоторые из присутствующих держали дешевые чашки,
наполненные дрянным кофе. Они сжимали их руками и наслаждались теплом,
давая пару подниматься к их заросшим щетиной лицам.
Они носили печать старости и бедности, отчаянные одинокие старики, чья
жизнь как-то быстро и неприметно превратилась в фальшивые зубы, дрянной
кофе и эту неприглядную комнату, где продавали религию и жидкую кашу в
обмен на последние остатки достоинства.
Миссию возглавляла сестра Флоренс Хорвей. После двадцати четырех лет
она начала сливаться со стенами, скамьями и жалкой атмосферой. Это была
высокая угрюмая старая дева, в уголках ее рта пролегали глубокие складки.
Она с какой-то отчаянной силой била по клавишам, громко, но плохо играя
мрачный рождественский хорал, в котором была если не музыка, то дух.
С улицы ворвался старик и начал шептать что-то старику, сидящему на
последней скамье. Через мгновение все присутствующие начали перешептываться
и показывать на дверь. Сестра Флоренс заметила волнение и попыталась