"Виталий Сертаков. Мир уршада " - читать интересную книгу автора

тридцать девять лет назад по исчислению Великой степи.
Коричневые кочевники улыбались крайне редко. Они не делали этого даже
тогда, когда из городов Горного Хибра их начала теснить жандармерия, когда
издали указы о переписи населения и приняли единый свод Кижмы - свод законов
султаната. Коричневые люди не дрались даже тогда, когда их детей, не умевших
еще улыбаться, бросали в тюрьмы. Когда их семьи пинками гнали с кочевых
стоянок оазисов. Они не защищались, как гордые племена бедуинов, хотя могли
бы отстоять свою свободу, они покорно перемещались с места на место. А потом
они ушли неизвестно куда, и старики сказали - быть беде.
Потому что не стало улыбок.
Потому что продавцы их ушли на другую твердь по одним им известным
Янтарным каналам и засыпали эти каналы за собой. Ушли на Зеленую улыбку или
даже на Великую степь, туда, где так же поют и вечно ползут золотые барханы.
Туда, где так же ненасытно выбеленное небо, но нет безумия человеческой
глупости. Известно, что на Зеленой улыбке жаркие пустыни располагаются
примерно там же, и реки текут примерно там же, вот только люди живут иначе.
На Зеленой улыбке в золотых песках фараонов никто не селился много сотен
лет, потому что поумневшие кочевники давно перебрались в города на
побережьях морей, давно научились строить дома, а детей отдали в латинские
школы.
И продавцы улыбок растворились в песках среди редких оазисов. Наверное,
султан Омар и его визири были довольны, что в Горном Хибре не осталось
непредсказуемых, неуловимых подданных, но забыли, что продавцы улыбок
продолжат свою редкую торговлю. Только в другом месте.
- Беда, большая беда и огромная глупость, - опечалился в тот год отец
Рахмани. Рахмани Саади тогда стукнуло три года по Хибру, или девять лет по
исчислению Великой степи, или почти одиннадцать по календарю, что установлен
на главной площади Рима, священной столицы Зеленой улыбки. Рахмани не мог
тогда понять, отчего печалится отец, - ведь в пустынях и горах живут тысячи
других бедуинов. Разве надо тосковать по молчаливым непонятным людям,
появлявшимся вместе с весенними суховеями?..
- Когда-нибудь и ты купишь улыбку, - пообещал отец маленькому Рахмани,
провожая его в школу при храме...
...Спустя тридцать девять лет по исчислению Великой степи Рахмани Саади
дрожал от холода и страха, наблюдая, как призрачный кочевник развязывает
узел на платке. В индиговом небе плясали полярные радуги, верхушки торосов
укутались розовым сиянием, а отважные хаски тявкали и жались к Ванг-Вангу,
как робкие овцы.
- Я не заслужил твою милость, - только и успел воскликнуть Рахмани,
когда призрак на заснеженной арбе откинул с лица платок.
Призрак чуть-чуть растянул уголки губ и тут же начал таять, как
верхушка белой свечи. А к Рахмани бросилось что-то неуловимое, хлестко
ударило по горлу и впиталось в кожу. Видение растворялось...
Вначале тонким дымком подернулась крыша повозки, клацающие челюстями
черепа, веревочки с амулетами, затем превратились в дым грубо сколоченные
борта, после настала очередь колес. Продавец улыбок тоже растекался,
размазывался по розовеющим алмазным льдинам, пока не исчез окончательно.
Впрочем, кое-что от него осталось. Рахмани шагнул вперед и поднял со
льда... цветастый платок. Платок из самого настоящего хлопка, грубоватый,
шершавый, хранящий едва заметный аромат кофейного табака. Платок раньше