"Виталий Сертаков. Мир уршада " - читать интересную книгу автора

Вдали, над расплывчатыми вершинами гор, черными стайками кружили первые
проснувшиеся упыри. Они уже страдали от голода, но еще не отваживались
покидать Соленые горы. Мыши кружили над гнездами в горах, готовясь
обрушиться вниз, на оазисы в окрестностях Бухрума и на сам город. Лазурный
свет Короны смертелен для их бутылочных прозрачных глаз и нежной кожи; упыря
достаточно ненадолго привязать к камню перед восходом, чтобы он скукожился в
пузырящийся комок гноя. Так забавляются с упырями мстительные сыновья
кочевников, потерявших скот.
Мы взбирались им навстречу, по шершавой извилистой тропе, покрытой
крупными кристаллами соли. Копыта скакунов вязли в сыпучем известняке, пот
струился по глянцевым шкурам. Мы поднимались все выше, навстречу оскаленной
морде луны, вдыхая расплавленный жар пустыни, а далеко внизу, по насыпям,
торопились за нами двенадцать черных всадников. Я оборачивалась и
пересчитывала рыцарей Плаща, пока они не спешились и не втянулись, один за
другим, в трещины ледников.
Итак, они не отважились вернуться к председателю без моих ушей. Очень
плохо. Стало быть, они предпочли смерть среди соленых миражей. Спустя две
дюжины песчинок донесся хлопок, и сонная пыль взметнулась искристым облаком,
только облако было цвета расплавленной вишни. Тонг-Тонг улыбнулся мне и
показал два пальца. Моему верному Тонг-Тонгу всегда известно, сколько
вражеских сердец остановилось. Впрочем, он умеет убивать и, не останавливая
сердца.
Мы погрузились в расщелину, и стены, помнившие миллионы дождей, гулко
сомкнулись вокруг нас. Изрезанные ветрами и дождями, они слоились мягкими
полосами сангинового, палевого и сахарно-белого оттенков. Их хотелось
слизывать, как слои нежного крема с торта. Пахло конским потом, теплой
кислой латунью и разогретой кожей. Небо, заполненное рыжим песком,
превратилось в ломаную нить над головами. Иногда мы садились в седла, но
коням было все труднее взбираться по высохшему руслу. Я берегла своих рабов
и своих коней, ибо это основная заповедь хозяина - подносить слугам первую
горсть еды, первый глоток воды и первую подстилку на ночлеге. Так учила меня
Мать Красная волчица, и точно так же повторял мой пропавший супруг. Мы вели
коней под уздцы, а иногда верные Хор-Хор и Тонг-Тонг впрягались вдвоем или
подлезали бедным взмыленным скакунам под брюхо, чтобы помочь взобраться на
высокий порожек.
Иногда ущелье раздваивалось, в стороны манили тенистые тропки, пещеры с
холодным пеплом костров приглашали отдохнуть. Мы могли бы давно свернуть
влево и по старой дороге Каторжников спуститься к оазису Дахеб, но именно
этого от нас и ждали преследователи. Вне всякого сомнения, к оазису был уже
послан на перехват другой отряд убийц. По старой дороге, пробитой от соляных
копей к Бухруму, можно было пойти и в обратную сторону, к заброшенному
рудничному поселку, где по ночам воют одичавшие псы и скрываются иногда
беглые преступники. Однако за рудничным поселком мы оказались бы в тупике.
Там лысые скалы замирают глухой подковой, образуя котловину, а внизу, на
остром щебне покрываются солью скелеты тех, кто не ушел от погони Бухрумских
жандармов.
Еще имелся путь направо, все время направо, вдоль границы известняков,
так похожих издалека на ледники, до пахнущих рыбой плесов Акын-Дарьи, а там
мы могли бы надолго укрыться в затонах, среди редких поселений черноногих
кочевников. Я умею разговаривать с кочевниками, нас не продали бы в рабство