"Эфраим Севела. Викинг" - читать интересную книгу автора

и тропическими лесами, намалеванными в круглых
медальонах, проносились ласточки - толстые, неук-
люжие, как летучие мыши.
Альгис сунул официанту три рубля, извинился за
то, что напрасно занимал столик, и пошел из рестора-
на рассерженный и голодный.
- Бог с ней, с Ритой, - думал он, пробираясь
к выходу на перрон с вещами оттянувшими руки.-
Сама облегчила задачу. Не придется лгать, изворачи-
ваться, чтоб смягчить разрыв, неминуемый, уже назре-
вавший, как это бывало каждый раз, когда случайный
роман затягивался. Обычно оставлял женщин он. Он
совершал это элегантно, без грубости, находя пустяко-
вый предлог и талантливо раздувая его до трагедии.
Он покидал женщин с ощущением у них, что пострада-
вшей, безутешной стороной остался он, и они даже
испытывали чувство неловкости перед ним. На сей раз
оставили его. Впервые. И даже не удосужились про-
щальным обедом смягчить удар.
Он, Альгирдас Пожера, светский лев, кумир многих
женщин Вильнюса и Москвы, начинал стареть, и боле-
зненный щелчок, полученный от Риты, был напомина-
нием об этом.
К выходу на перрон по узкому туннелю густо текла
разномастная толпа пассажиров, потная и бессмыслен-
но-озлобленная, увешанная чемоданами и узлами, во-
лоча за руки хнычущих, сдавленных со всех сторон,
детей.
На перроне все это растекалось, словно развеянное
морозным сквозняком с колючим снегом, и у дверей
общих вагонов вырастали, извиваясь, нетерпеливые
очереди. У купейного вагона народу было поменьше
и совсем никого возле синего, мягкого вагона, того
самого, где ему не досталось места. А кому же? Альгис
ревниво шарил глазами по замерзшему перрону в по-
исках тех, кто выжил его из привычного мягкого в ку-
пейный вагон, кто имел на это право, а следовательно,
был персоной, значительней его.
И увидел. Сначала шеренгу носильщиков в по-
лотняных фартуках с бляхами, толкавших тележки
с горами пестрых, пузатых, невиданных форм и раз-
меров чемоданов. Заграничных чемоданов. Сомнений
в этом быть не могло. Затем мохнатой, пушистой
c стаей больших птиц появились владельцы багажа.
В добротных шубах, теплых, не здешних шапках и раз-
ноцветных, мехом наружу, сапожках. Только женщи-
ны без единого мужчины. Но крупные, рослые, какмужчины. Добрая половина
в очках на красных от
мороза лицах. И ведомые женщиной. Русской, хоть
и одетой, как иностранка. И в таких же очках. И в шуб-