"Эфраим Севелла. Мужской разговор в русской бане" - читать интересную книгу автора

Она уже была в свитере, а бюстгальтер и трусики, не надев, смяла в
кулаке и наотмашь хлестнула одутловатого по носу.
- Без рукоприкладства,- остановил ее Егоров.- Он свое наказание
получит. А ты давай валяй отсюда. Вот он тебя проводит.
- Пойдемте товарищ,- переложив бюстгальтер и трусики в другую руку, с
готовностью схватила она Анатолия за локоть.
Они вышли в тускло освещенный коридор, обогнули застывшего тумбой
швейцара, быстрым шагом отмахали три марша лестницы, вошли в ее маленький
номер. Она включила свет, заперла дверь, швырнула на кровать смятые трусики
и бюстгальтер и спросила Анатолия:
- Я вам нравлюсь... как женщина?
Анатолий что-то забормотал в ответ, а она не стала слушать.
- Давайте я вам отсосу. Идет? На память об этой ночи...
Она легко подтолкнула его к кровати, он сел, потеряв равновесие,
завалился на спину, ткнувшись затылком в стену. Ее быстрые пальцы забегали
по брюкам, расстегивая "молнию", она склонила лицо, зарылась носом, и
Анатолий почувствовал, как теплые губы обхватили быстро возбудившийся член,
и она задвигала липким язычком, отчего блаженство растеклось по всему телу.
Уже провожая его из комнаты, она доверительно заглянула в глаза и,
облизывая языком губы, спросила:
- Значит, все в ажуре? Я могу быть спокойна?
- Более-менее,- он ободряюще хлопнул ее по заду и вышел в сонный пустой
коридор.
Внизу он увидел, швейцара у другой двери и понял, что Егоров чинит
расправу над новой парой. Анатолий вошел без стука в маленький номер со
следами раздавленных клопов на старых пожухлых обоях и единственным окном,
выходившим во двор. Егоров сидел, развалившись, в кресле возле круглого
столика под плюшевой скатертью, на котором темнела бутылка чуть-чуть
отпитого портвейна, два стакана со следами вина на донышках и раскрытая
пачка дешевого печенья. Крошки от печенья были раскиданы по скатерти. Вино,
стаканы и печенье имели виноватый вид вещественных доказательств
совершенного преступления, а сами преступники сидели рядышком на краешке
кровати, полуодетые и по возрасту да и по виду никак не похожие на
развратников.
Ему было за пятьдесят. Ей не меньше. Оба невзрачные, жалкие, и, видать,
нагота двух пожилых и некрасивых людей покоробила эстетическое чувство
Егорова, и он позволил им накинуть на себя кое-что из одежды.
Они сидели на краю кровати, как два воробушка, и обреченно и безо
всякой воли к протесту смотрели Егорову в рот. А тот, чуть ли не зевая от
скуки, читал им мораль и сам тяготился своей ролью, настолько этот случай
был неинтересным.
- Итак,- подвел он итог, когда Анатолий вернулся,- вы, старые
пакостники, понесете ответственность по всей строгости партийных норм. Ты,
бабушка, собирай свои манатки и катись отсюда...
- А я? - вскинул головку на цыплячьей шее ее любовник.
Ты? - смерил его скучающим взглядом Егоров, прикидывая, чем бы его еще
припугнуть.- Ты тут останешься. Комната твоя, куда тебе идти? Спи до утра,
если сможешь уснуть...
Его взгляд остановился на бутылке портвейна. Хмель от прежде выпитого
уже улетучился из головы, захотелось добавить, и Егоров сказал деловито: