"Эфраим Севелла. Мужской разговор в русской бане" - читать интересную книгу автора

висках и становится трудно дышать.
Поезд вползал в горы. Движение замедлилось, стало натужным, через силу.
Усталое дыхание паровоза, прежде неслышное, теперь проникало в вагон
астматическим, задыхающимся ритмом. В такт ему я слышал биение моего сердца
и чувствовал ускоренный пульс в ее горячей руке.
Доехали. Сошли. Пассажиры растекались по темным улочкам маленького
городка. Редкие фонари тая-
ли в морозном воздухе, клубясь желтым зыбким ореолом. Холод проникал в
рукава и за ворот. Кожа на лице одеревенела, потеряла чувствительность. Я
понес и свой чемоданчик и ее увесистую, тяжелую сумку, угловато распираемую
изнутри.
"Наверное, там автомат, - равнодушно стучало в моих висках.- Нелепо.
Сам тащу оружие, которым буду пристрелен".
- Не замерзли? - за всю дорогу лишь раз осведомилась она с прежней
улыбкой на раскрасневшемся лице. Черный овчинный воротник, поднятый до
макушки, заиндевел и покрылся колечками сахарного инея. Она была еще
красивей. От ее пунцовых щек и белых зубов веяло здоровьем и свежестью.
Я не спросил, куда она меня ведет. Лишь иногда локтем проверял, лежит
ли пистолет в полушубке, и, как дело решенное, знал, что без боя не сдамся.
Уложу сначала ее и еще кого-нибудь в придачу, а потом себе пулю в висок.
Мысль о том, чтобы повернуть и умчаться на вокзал, пока еще не поздно, даже
не приходила мне в голову. Я не мог уйти от нее. Это зависело уже не от
меня.
По темной, круто уходившей вверх, без единого огонька улице,
сопровождаемые ленивым простуженным лаем собак, мы добрались до дома с
окнами, закрытыми ставнями, и она постучала в деревянную ставню у крыльца.
Три коротких стука. Условный сигнал. Кожа на моей спине и руках сделалась
гусиной, я зябко передернул плечами и оглянулся по сторонам и назад. Где-то
далеко, еще выше в горах, прокатился колокольный звон. Колокол невидимой
отсюда церкви пробил двенадцать раз. Я глянул на свои часы. Полночь.
Все складывалось таинственно и жутко, как в детской сказке. Горы.
Вымершая морозная улица. Три стука в окно. Церковный колокол. Полночь. И в
довершение картины дверь нам открыла ворчливая простоволосая старуха с
беззубым ртом и в наброшенном на голову кожушке. Ни дать ни взять -
Баба-Яга.
Они обменялись какими-то отрывистыми словами по-украински, почти
шепотом, так что я ничего не расслышал, старуха смерила меня с ног до головы
быстрым оценивающим взглядом и сказала, зевнув:
- Заходьте.
Я вошел вслед за ними, и меня поглотили абсолютная темень, теплая, даже
душная, несвежий запах от дыхания многих людей, вонь от портянок и
разопревшей обуви. Я ничего не видел, но слышал сонное дыхание и мужской
храп внизу, у своих ног. На полу спали люди.
За спиной грохнула, заставив меня вздрогнуть, щеколда - старуха заперла
двери. Я невольно втянул голову в плечи, ожидая из темени удара топором.
- Вы здесь? - у самого моего уха зашептала она.- Дайте руку.
Моя рука очутилась в ее горячей ладони, и я пошел за ней, ничего не
видя, натыкаясь на мягкие тела спящих людей и переступая через них, не зная,
куда поставить ногу.
Комната была огромной, на полу спали, разметавшись на постеленных