"Эфраим Севелла. Мужской разговор в русской бане" - читать интересную книгу автора

Это приходилось таить от окружающих, иначе Вальтеру бы несдобровать. Не
посмотрели бы партизаны, что он ценный человек, и хлопнули бы на месте,
почуй они хоть что-нибудь неладное в его отношениях с Таней.
А жизнь партизанская шла своим чередом. Бои за боями. Спущенные под
откос военные эшелоны, разгромленные лихим налетом гарнизоны. И везде
партизаны использовали Вальтера, то, что он, как свой, мог проникать к
немцам и там наносить предательский удар в спину.
Вальтера представили к высокой награде. Москва, удивленная его
подвигами, затребовала, чтоб его самолетом вывезли за линию фронта, в
Центральный штаб. Там решили пустить его на более важные дела.
Когда Вальтера провожали на партизанском аэродроме, командир пожал ему
руку, а Таня, вдруг заревев в голос, повисла на его шее и покрыла поцелуями
его смущенное лицо.
Партизаны остолбенели. Но Вальтер уже был в самолете и лишь помахал
Тане на прощанье. Когда самолет взлетел, обдав всех снежной пылью, командир,
взглянув на рыдающую Таню, нехорошо выругался и,
выхватив парабеллум, выстрелил вслед самолету, уходившему все дальше и
дальше на восток.
Больше Таня Вальтера не видела.
Но зато видела враждебные взгляды люто невзлюбивших ее партизан. Эти
взгляды жгли. Как раскаленными шомполами, прожигали насквозь ее все больше
набухавший живот, и Тане казалось, что если в животе копошится что-нибудь
живое, то оно от этих взглядов должно испустить дух, испепелиться.
Но живот продолжал расти, распирая армейскую гимнастерку, которую Таня
носила. А стеганый ватник уже и застегнуть было невозможно, отчего Таня
мерзла на зимнем холоде. И нисколько не горевала, что мерзнет. А, наоборот,
радовалась. Полагая, что мороз застудит, убьет в ней еще не родившееся, но
уже всеми нелюбимое существо.
- Вражье семя! - сплевывали партизаны, обходя, как чумную, брюхатую
Таню.
- Вражье семя! - стонала она по ночам, переняв от других ненависть к
своему еще не родившемуся дитяти, и делала все, что могла придумать, лишь бы
избавиться от него, очиститься от скверны.
Об аборте нечего было и помышлять. В отряде не было врача, а отдаться в
руки деревенской бабке-повитухе Таня не решалась, потому что была
медицинской сестрой и знала, какое увечье ей принесут неумелые руки
деревенской знахарки.
Она сама искала способы, как убить плод в своем чреве. Садилась в снег
и подолгу, до посинения, сидела, норовя застудить, выморозить то нечто, что
уже ворочалось во чреве.
Не помогло. Таня кашляла, задыхалась от простуды. А ребенок, будь он
проклят, хоть бы что, знай постукивает ножкой в стенку живота.
Дойдя до отчаяния, Таня с разбегу билась животом о корявые стволы
сосен.
И это не помогло.
Весной в санитарной землянке, под стоны раненых партизан, у них на
глазах, потеряв от боли стыд, Таня родила. Где-то неподалеку гремел бой.
Все, кто мог носить оружие, ушли из лагеря туда, и поэтому ребенка принял
бородатый партизан с забинтованной ногой. Финским ножом, смоченным для
дезинфекции в спирте, он перерезал пуповину, поднял на руках ок-