"Эфраим Севелла. Мужской разговор в русской бане" - читать интересную книгу автора

ровавленный, мокрый и пищащий комок, и все раненые, что лежали в
землянке, перестали стонать и глядели во все глаза на чудо явления человека
на свет.
- Девка, - без особой радости провозгласил бородач, заглянув кровяному
комку мяса промеж дергающихся лапок-ножек,- еще и орет... немецкая сучонка.
Он отдал ребенка матери и, стоя на одной здоровой ноге, выпил весь
спирт из стакана, в котором полоскал для дезинфекции свой финский нож.
Девочка не умерла. Уцелела. Назло всем. И, к еще пущей злости партизан,
с каждым днем становилась все больше и больше похожей на своего отца, немца
Вальтера, которого унес в небо самолет.
У нее было такое же тонкое, удлиненное лицо, серые глаза и длинные
ресницы.
Таня назвала девчонку Галей. И только этим именем определялось ее место
в мире. Потому что в лесу нет документов, а какая фамилия может быть у
безотцовщины?
На матери лежал грех. Ее обходили. А на ребенка никто и глядеть не
хотел. Когда приходил час кормления, Таня, как зверь, уносила своего
детеныша в лесную чащу и там, хоронясь от злых глаз, доставала набухшую
грудь и совала сосок в чмокающий ротик.
Таня все ждала, как решат партизаны судьбу ее и ребенка. Прогонят из
отряда, чтоб духу здесь не было? А может, и пулю пустят вдогонку...
Командир принял другое решение. Для пользы дела. Пусть малышка, вражье
отродье, сослужит партизанам добрую службу, как и ее отец. Таню стали
посылать в разведку. С грудным ребенком, запеленутым в лохмотья, она
проходила, не вызывая подозрений, через немецкие сторожевые посты, проникала
в расположение врага и приносила ценные сведения.
Немцы ведь тоже люди. Плач грудного ребенка притуплял их бдительность.
А потом они за это платились жизнью. В мокром тряпье, в которое был укутан
ребенок, Таня проносила нож и револьвер и, зайдя часовому в спину, стреляла
в него, если никого поблизости не было. А когда стрелять было не с руки,
загоняла нож промеж лопаток.
А ребенок заходился плачем, захлебывался от крика. Словно немецкая
кровь вопила, заслышав предсмертные стоны своих сородичей - немецких солдат.
Уловка с Таниным ребенком пришлась партизанам по вкусу. Ей стали давать
задания посложней и опасней.
Таня с трудом носила ребенка. Не потому, что он вырос и потяжелел.
Галочка была крохотной и почти не росла. В ее пеленки укутывали мину -
связки толовых шашек, провод и электрический детонатор. Оттого сверток
становился непомерно тяжелым, и Таня едва несла своего с головой укутанного
ребенка.
Пуще глаза охраняли немцы от партизан железную дорогу. Вырубили лес по
обе стороны полотна. Поставили часовых. По рельсам то и дело пробегала
дрезина с солдатами и водила пулеметом влево и вправо. Каждого, кто
приближался к железной дороге, останавливали патрули. Мать с плачущим
больным ребенком не стали обыскивать, и Таня, пройдя оцепление, заложила
толовые шашки под рельс, протянула провод до ближайших кустов и там залегла,
держа ладонь на рукоятке электрического взрывателя. Одного нажима было
достаточно, чтоб раздался взрыв. Но нажимать следовало лишь тогда, когда
поезд выйдет из-за поворота и паровоз пройдет над местом, где заложена
взрывчатка.