"Эфраим Севелла. Мужской разговор в русской бане" - читать интересную книгу автора

масло и латвийский сыр. Фрукты и овощи всю зиму. И напитки всех сортов: от
кавказских вин и коньяков до французских "Шартреза" и "Камю".
Все это доставлялось из правительственных фондов в
автомобилях-холодильниках, и они проносились по дорогам на большой скорости
мимо бедных деревень с покосившимися избами и сельских магазинов с пустыми
полками и витринами, где вместо товаров висели лозунги и плакаты,
прославляющие советскую власть и призывающие народ трудиться еще упорней,
чтоб наконец догнать и перегнать капиталистическую Америку.
Вначале на вокзале-тереме был открыт буфет с кипящими самоварами и
скатертями, расшитыми петухами. Но кто-то из хозяйственников перестарался и
забросил в буфет жигулевского пива и свиных сосисок. И тогда из окрестных
деревень на вокзал повалили толпы мужиков и баб за пивом и сосисками, каких
в продаже здесь годами не бывало.
Это нарушило сказку. Деревенский люд был одет в стеганые ватные
телогрейки, в рваные полушубки и лысые плюшевые жакеты, на ногах, что у
мужиков, что у баб, - сбитые кирзовые сапоги. И вся эта орава, потная, с
выпученными глазами, штурмом брала буфет, опрокидывая столы с самоварами и
льняными скатертями, расшитыми петухами.
Продажу пива и сосисок пришлось прекратить. И кое-кому досталось по шее
за головотяпство и притупление политической бдительности. Потому что, кроме
своих партийных вельмож, сюда приезжали подкрепить здоровье на русском
морозе и черной икре иностранные гости: коммунисты и прогрессивные деятели
из сочувствующих.
Один из них, итальянский журналист Умберто Брок-колини, не коммунист,
но прогрессивный, из сочувствующих, проявил нездоровое любопытство при виде
толпы мужиков и баб, осаждающих станционный буфет... А был этот Брокколини
занозистый господин, никогда не знаешь наперед, что он напишет. В своих
статьях в итальянских газетах он то похвалит Советский Союз, то ругнет, и в
зависимости от этого советская пресса реагировала в ответ, называя его то
"известный итальянский прогрессивный журналист Брокколини", то
"небезызвестный борзописец Брокколини" или просто "пресловутый Брокколини".
Пригласили его отдохнуть с семьей в тот недолгий период, когда в СССР
его величали "известный и прогрессивный". И надо же! Выходит Умберто с
семьей из спального вагона, жмурится на слепящий снег, на горячую тройку,
звенящую бубенцами и от нетерпения приплясывающую в ожидании иностранных
седоков, а когда глаза его привыкли к блеску снега, узрел Умберто Брокколини
жаждущих пива и сосисок обитателей этой страны - строителей коммунизма. И
спросил с дотошностью западного борзописца, отчего, мол, эти люди одеты в
живописные лохмотья, кто они та-
кие и почему здесь толпятся? И достал блокнотик с
карандашом-фломастером.
Кое у кого из встречавших гостя запершило в горле и засосало под
ложечкой в предчувствии большой беды. Но выручил переводчик, лихой малый,
прикрепленный к Умберто:
- А это, - сказал он, не моргнув, - фольклорный ансамбль песни и
пляски. В старинных костюмах, отображающих, как жили крестьяне до революции.
Собрались они здесь для репетиции. Скоро фестиваль. Наша страна любовно
сохраняет старинный фольклор.
Умберто Брокколини был растроган до слез и обменялся рукопожатиями с
некоторыми участниками ансамбля. А вскоре в итальянской прессе появилась