"Эфраим Севелла. Мужской разговор в русской бане" - читать интересную книгу автора

Теперь я буду говорить тост! - провозгласил грузин, подняв недрогнувшей
рукой бокал и закатив свои красивые глаза к потолку. - А ты, дорогой,
переводи!
- Кто такой был до сегодняшнего дня Сандро Мелиава? Простой,
обыкновенный директор заповедника. Уважаемый... даже любимый, но... просто
директор. Без научного звания. И в любой момент вышестоящие товарищи могли
сказать: дорогой Сандро, мы тебя любим и уважаем, но ты не соответствуешь
занимаемому положению. Как ни печально, но тебе придется потесниться,
уступить директорское кресло более образованному товарищу. И они были бы
правы на все сто процентов! А сейчас?
Грузин с игривой усмешкой посмотрел на обоих немцев, как бы приглашая
их высказать свои соображения на этот счет, и оба немца, немолодые, с
сединой, через которую просвечивала розовая кожа, глупо застыли с открытыми
ртами, из вежливости перестав жевать икру.
Грузин, сверкая очами, сделав рукой с полным до краев бокалом какое-то
немыслимое движение в воздухе, вроде мертвой петли, и не пролив ни капли,
закруглил тост самым неожиданным финалом:
- Так выпьем за нашу родную советскую власть, которая умеет разбираться
в людях и каждому дает научное звание по способностям! Сейчас Сандро Мелиава
не стыдно послать и за границу. Во главе делегации. Кандидат наук!
Он пил как лошадь, не пьянея. Немцы уже еле дышали. Они уже не могли
больше глотать вино и булькали им, словно полоскали горло. На черную икру
они тоже смотреть не могли. Один лишь вид ее вызывал у них опасные спазмы.
Тост за тостом. И каждый тост на десять минут, не короче. Ликующим от
распирающего счастья голосом он не говорил, а ворковал, то-
ковал как тетерев, с удовольствием слушая самого себя. Нес какую-то
околесицу и, учитывая наличие иностранцев, набор обязательных газетных
штампов. За мир во всем мире! За дружбу народов! Остановим коварную руку
поджигателей войны! И еще в том же духе.
На пятой фразе, увлекшись, он забывал русский язык и переходил на
родной грузинский, звучавший набором диковинных гортанных звуков и для меня,
и для немцев, и для буфетчицы, и, насытившись вволю грузинскими словесными
упражнениями, внезапно обрывал тост и, вперив в меня дружелюбные глаза,
ласково требовал: Переводи!
Даже если б я и умел переводить, немцы бы все равно ничего не поняли:
они совершенно отключились и пребывали во взвешенном состоянии.
Грузин, однако, не терял разума. В разгар одного из тостов он,
увлекшись, предложил:
- Выпьем за здоровье дорогого товарища Сталина!
А дело было после смерти Сталина, когда он был
развенчан Хрущевым и труп его с позором выброшен
из Мавзолея. Его именем бабушки уже начали пугать
внуков. И лишь в Грузии тайно чтили память своего
великого и страшного земляка.
Сболтнув такой неосторожный политический тост, Сандро Мелиава тотчас же
спохватился, оборвал тост и воззрился на меня трезво и испытующе:
Это не переводи! Мы с тобой - свои люди, нам понятно. Им -
необязательно!
Я покинул буфет последним. Уборщица мыла пол и бесцеремонно поставила
стулья кверху ножками на стол перед моим носом. Не было грузина, куда-то