"Эфраим Севелла. Мужской разговор в русской бане" - читать интересную книгу автора

Израиль Бланк!
Ваню Косых убрали из института, и он долго ходил без работы, пока я его
не подобрал и устроил у себя на незаметную должность.
Вот так-то. В нашей национальной политике сам черт ногу сломит, а я
попал в самый ее водоворот, в кипящий котел. В Среднюю Азию, где пять
республик и десятки национальностей: и кто там кто - чу-
жому не под силу определить. А уж не любят они друг друга похлеще, чем
кошка собаку, а все вместе с удовольствием бы зажарили на вертеле "старшего
брата" - нас, русских. Я представлял на этой конференции республик Средней
Азии и Казахстана великий русский народ, который в теории младшие братья -
остальные народы нашей страны - любят и обожают.
Нет, на этой конференции не произошло резни. Целый день с трибуны, бия
себя в грудь, и казахи, и киргизы, и таджики, и узбеки, и туркмены пели
хвалу дружбе народов, клялись в вечной любви к многонациональному советскому
народу, а вечером, изрядно набравшись коньяку, шатались по гостинице
отдельными, строго национальными группами и, завалившись ко мне в номер,
пьяно настаивали на том, что узбеки - собаки, казахи - воры и поливали
помоями все остальные народы, кроме себя, и требовали от меня, чтобы я с
ними согласился. Я не был пьян и выгонял их из номера. Кого выгонял?
Коммунистов-интернационалистов, чей долг и обязанность - крепить дружбу
народов, а на самом деле они - махровые националисты.
В нашей русской делегации был представитель министерства культуры СССР,
по фамилии Пулькин. Азиаты его за еврея посчитали и, ввалившись к нему
пьяной ватагой, етали изливать душу, как они, мол, русских ненавидят и была
бы их воля - всех до одного пустили бы под нож.
Пулькина нетрудно было принять за еврея. Из-за длинного, вислого носа и
вечной мировой скорби в очах. Скорбь имела не еврейское происхождение, а,
пожалуй, больше бухгалтерское. Он неимоверно страдал при виде массового
воровства и растрат вокруг. Бедный Пулькин, хлипкий мужичок и чистокровный
русак, до того испугался, что и его прирежут, что у него ночью подскочила
температура, и пришлось вызывать врача.
А с утра, протрезвившись, ночные головорезы дружно аплодировали в зале
заседаний каждому оратору, непременно завершавшему свою речь здравицей в
честь нерушимой дружбы народов первого в мире социалистического государства.
Хозяева этой конференции, казахи - мы ведь собрались в их столице
Алма-Ате, - проявляли традиционное
гостеприимство: вино лилось рекой, столы ломились от изобилия
национальных кушаний, острых, пряных и пахучих. Русская делегация, не
привыкшая к такой еде, дружно испортила себе желудки и больше просиживала в
туалете, чем на заседаниях.
Туземный министр культуры, у которого была жена-красавица Зейнаб, дал
банкет у себя дома для ограниченного круга лиц, состоявшего исключительно из
известных представителей местной культурной элиты и только двух инородцев:
Пулькина и меня. Лишь позднее я понял, что все это пиршество было затеяно
ради невзрачного Пулькина, по настоянию Зейнаб, а меня пригласили лишь
потому, что мы с Пулькиным жили в гостинице в соседних номерах и требовался
хотя бы еще один русский, чтобы как-нибудь закамуфлировать, прикрыть затею
жены министра культуры.
Я должен сказать несколько слов о том, как живут высокие сановники в
национальных республиках. Дореволюционные феодалы такого и во сне не видели,