"Эфраим Севелла. Мужской разговор в русской бане" - читать интересную книгу автора

мальчика с раскрытым ртом и удивленными пуговками глаз, сраженного наповал
первой стрелой Амура. Он трогательно немел, завидев Нину, и из острослова и
светского балагура превращался в косноязычного провинциала, когда пытался
заговорить с ней.
Бабник и опытный соблазнитель, бивший почти всегда без промаха и
овладевавший женщиной с холодной рассудочностью и сноровкой мясника-хирурга,
потрошащего безвольное тело, он влюбился с ходу и всерьез, и, как громом
пораженный, превратился в беззащитное, растерянное существо.
Мне он доверительно сообщил, смущаясь и краснея, что если Нина даст
согласие, он хоть сейчас, в этот же день готов зарегистрировать с ней брак.
- Послушай,- сказал он, глядя на меня с тоской во взоре, - ты же у нас
евнух, тебе слабый пол противопоказан. И Нина для тебя - нуль. Правда?
Я неопределенно пожал плечами, но потом все-таки кивнул.
- Так вот, намекни, да потоньше, чтоб не вспугнуть... о моих
намерениях. Сам я не решаюсь с ней заговорить. А потом мне скажешь.
Я не стал намекать Нине, а просто принялся нахваливать ей моего друга и
покровителя, когда мы снова остались вдвоем в дюнах и лежали рядышком на
горячем песке, каждый положив свою голову на сгиб локтя, но так, чтобы одним
глазом видеть друг друга.
Нина, обычно слушавшая меня с интересом, на сей раз была невнимательна
и даже закрывала глаза, словно дремала. Я обиделся и сказал ей об этом.
- Ну, не обижайтесь, - трогательно вытянув губки, сказала она и
дружески мне улыбнулась.- Неинтересно слушать о вашем друге. У вас он
вызывает восторг, а у меня - отвращение. Потому что я - женщина и никак не
могу заставить себя умиляться при виде розовощекого упитанного поросенка,
готового вот-вот захрюкать.
Я прикусил язык и понял, что дальнейшие разговоры бесполезны. Если
доктор желает объясниться в любви, то для этого не пользуются посредниками,
и пусть делает это сам, как умеет. Я сказал ему об этом,
сославшись на то, что из меня сват никудышный, могу еще ненароком
испортить все дело.
- Ладно,- засопел доктор, надувшись, и его серые глазки-пуговки утонули
в розовых щечках.- У тебя нет чувства локтя. Я б с тобой в разведку не
пошел.
Как затравленный, нахохлившись, набычившись, ходил он большими кругами
вокруг тех мест, где обнаруживал Нину, не смея приблизиться и заговорить.
Однажды он осмелел и подошел ближе. Возможно, потому, что увидел меня рядом
с ней. Нина сидела на скамье в парковой аллее, и целая ватага молодых
парней, как мотыльки на огонь, окружили скамью и наперебой болтали,
выкобениваясь друг перед другом с одной лишь очевидной целью - обратить на
себя хоть сколько-нибудь внимания этой чудо-девочки. Я в разговоре участия
не принимал. Сидел рядом с Ниной на скамье на правах доверенного лица.
Переглядываясь с ней мельком, мы оба забавлялись, наблюдая трогательные,
наивные потуги юных петушков.
Доктор неслышно подошел сзади к скамье и облокотился на спинку между
мной и Ниной. Он был так взволнован и так напряжен, что густо сопел,
заливаясь краской до ушей.
Нина передернула плечиками и демонстративно отвернулась. Я взглянул на
доктора и мне стало жаль его. У него было лицо обиженного ребенка, вот-вот
готового заплакать.