"Эфраим Севелла. Мужской разговор в русской бане" - читать интересную книгу автора

объяснить, что все это, мол, игра, затеянная этой плутоватой и не такой уж
наивной девчонкой, игра, которую я принял и доведу до такого конца, при
котором ей, уж будьте уверены, не поздоровится, я не решился, ибо
действительно с азартом включился в предложенную Ниной игру и был начеку,
чтоб не подставить себя под удар. А с доктором мы объяснимся потом, когда я
хорошенько ее проучу.
В глубине парка, на поляне, перед закопченными стенами сгоревшего в
войну дворца графа Тышкевича, стояла на черном постаменте массивная, отлитая
из чугуна статуя Христа, молитвенно сложившего ладони у груди.
До этого места Нина не проронила ни слова, хотя сохраняла вид беспечный
и шаловливый. Но, подойдя к черной статуе, посерьезнела, лицо ее стало
очаровательно грустным, и, выпустив мою руку, она грациозно опустилась на
колени и так же, как чугунный Христос, сложила ладони у груди.
Я напряженно следил за нею, ожидая, какой еще номер выкинет она, прежде
чем выставит меня на посмешище. У меня и сомнения не было, что где-то рядом,
в кустах хоронятся ее подружки, которых она позвала полюбоваться, как она
проучит наглеца. Мои глаза шарили по кустам.
- Дева Мария,- с чувством произнесла Нина, устремив глаза вверх, в
чугунное лицо Христа,- ты зачала без греха, помоги мне согрешить без
зачатия.
Мне показалось это жутко циничным, оскорбительным даже из уст
неверующей, какой, несомненно, была Нина. И еще более вызывающим, потому что
произнесла это заклинание невинная девчонка, которой все наши санаторные
дамы любовались, как редким экземпляром девичьей чистоты и наивности.
Она поднялась с колен, снова взяла меня за руку. Теперь я готова.
Мы углубились в лес. Нина привела меня в то место, где разрослась
малина, и я сразу вспомнил, что именно здесь меня соблазнила ее соседка по
комнате. Значит, Марите ей даже описала и место моего грехопадения, и Нина
сознательно привела меня сюда. Это было, вне всякого сомнения, частью
задуманного ею плана мести. Кругом были заросли малины, и там могли удобно
укрыться приглашенные ею зрители.
- Ладно, - решил я, то и дело оглядываясь по сторонам.- Пусть считает,
что я попался на крючок. Я - опытный воробей, меня на мякине не проведешь. В
последний момент мы эту игру нарушим и посрамим ее жестоко за одну лишь
мысль разыграть меня.
Так я подбадривал себя, вздрагивая всякий раз, заслышав треск в кустах,
а Нина тем временем постелила на мягком мху санаторное серое одеяло,
расстегнула ситцевый халатик и стряхнула его с плеч, оставшись в крохотном
лифчике и в такого же цвета трусиках с тремя кнопками на боку. Испытующе
глядя мне в глаза, она пальцами нащупала верхнюю кнопку и с легким треском
оторвала ее. Еще два раза треснули кнопки, и трусики, распахнувшись на
бедре, съехали вниз на одеяло. Затем она одним рывком сорвала лифчик.
С минуту Нина стояла нагая, удивительно напоминая точеную статуэтку, с
двумя белыми полосками -там, где трусики и лифчик уберегли кожу от загара. Я
ошеломленно уставился на нее, начиная соображать, что это совсем не игра.
Нина сняла с глаз солнечные очки и улыбнулась мне грустно и
трогательно:
- Ну, иди же, глупый. Чего ждешь?
- Нина! - ахнул я.- Ты отдаешь себе отчет в том, что делаешь?
- Я люблю тебя, - прошептала она. - Разве этого мало? С первого дня,