"Стивен Сэвил. Наследие ("Warhammer 40000") " - читать интересную книгу автора

уложенные в камине, где полагается реветь жаркому пламени, поленья и
растопка оставались нетронутыми. Вместо очага двое мужчин разожгли
курильницу, дым которой отгонял дурные мысли, и принялись возносить молитвы
всемилостивому Сигмару. Но все это было совершенно ни к чему. Отто ван Драк
умирал. Они знали это, и, хуже того, это знал он. Вот почему они были с ним;
они пришли, чтобы нести вахту у постели умирающего.
Его нижняя губа вяло отвисла, и нитка слюны свесилась на подбородок.
Отто вытер ее тыльной стороной ладони. Кисть его сплошь покрывали
желтовато-коричневые печеночные бляшки. Старость уничтожала графа с
ужасающей быстротой. За тридцать дней Отто одряхлел на тридцать лет. Все
жизненные силы, поддерживавшие этого человека, покинули его за несколько
коротких недель, оставив лишь шелуху человеческого обличья. Кости выпирали
из-под натянувшейся землистой кожи. В смерти графа Сильвании не было
никакого достоинства.
Смерть, понял он, наконец, великий уравнитель. Она не питает уважения к
происхождению и благородству кровей, и его собственная унизительная кончина
тоже пренебрегает всем этим. Неделю назад он утратил контроль над мышцами
лица, а его язык так распух, что с трудом шевелился, рождая едва разборчивые
звуки. Большинство слов, которые ему удавалось выдавить, звучали как
невнятный пьяный лепет.
Для человека, подобного Отто ван Драку, это, возможно, являлось самым
оскорбительным в умирании. Не для него чистая смерть на поле боя в бешеной
кровавой схватке, не для него сияющая слава ухода в сражении. Нет, смерть с
ее мрачным чувством юмора припасла для него только унижения. Его дочери
приходилось мыть отца и помогать ему облегчаться, пока он потел, дрожал и из
последних сил проклинал богов, обрекших его на это.
Он знал, что происходит. Органы в его теле сдавали один за другим. Он
даже дышал лишь благодаря немыслимому напряжению силы воли. Он не был готов
умереть. Отто был своеволен: он хотел заставить их ждать. Его упрямство
доигрывало последний акт трагедии.
Его дочь Изабелла нагнулась над постелью и влажным полотенцем вытерла
пот с горящего в лихорадке отцовского лба.
- Тише, папа, - успокаивающе проворковала она, видя, что он пытается
что-то сказать.
Отчаяние исказило лицо графа, неприкрытая ненависть полыхнула в глазах.
Он смотрел на своего брата Леопольда, ссутулившегося в роскошном кресле,
обитом малиновым бархатом. Тот выглядел крайне раздраженным всей этой
бессмысленной суетой. Хоть они и были братьями, но братская любовь никогда
не связывала их. Мать девушки всегда утверждала, что глаза - это врата души.
Изабелле глаза отца казались гипнотизирующими. В них бурлили такие
напряженные эмоции и чувства. Ничто не могло укрыться от них. Эти глаза были
так выразительны. И сейчас, всматриваясь в зрачки отца, она видела всю
глубину его страданий. Старика мучила его унизительная смерть, но скоро все
будет кончено.
- Уже недолго, - эхом ее мыслей прошептал лекарь жрецу.
Он, сложившись чуть ли не вдвое, склонился над своим кофром с пилками и
скальпелями и принялся рыться в нем, пока не отыскал кувшинчика с жирными
пиявками.
- Возможно, это принесет ему некоторое облегчение, - сказал жрец, когда
лекарь откупорил сосуд и погрузил в него руку.