"Петр Северцев. Как изгибали сталь" - читать интересную книгу автора

ничего не говорит о войне. Посмотри кругом, всюду ветеранские организации,
фильмы о войне, книги о войне, стихи о войне.
Телевизионные передачи, радиопередачи, у нас до сих пор осталось с
кровью впитанное чувство - "убей немца". И за границей то же самое.
Знаешь, сынок, - сказал мне отец, - когда-то и я был таким же.
Стоило нам собраться где-то в количестве больше двух человек, то ли за
бутылкой, то ли без бутылки по работе, сразу начинались разговоры о войне,
кто и где был, что он делал, кто и сколько немцев убил, как жили в Германии
после победы, как освобождали те или иные города, много на войне было того,
о чем можно рассказывать, рассказывать и рассказывать. И у твоего отца, как
и у всех, было что порассказать.
Иногда фронтовики в чем-то не соглашались по поводу того или иного
эпизода войны, характеристик командиров и генералов, дело доходило до того,
что начинали хватать друг друга за грудки, бить по морде, благо, если ты в
людей стрелял, то угрызений совести от того, что кому-то нос расквасишь,
никогда не возникает. Подумаешь, какое дело.
Драка - это как бой. Один раз подрался, два раза подрался, а потом уже
будешь распускать кулаки, куда ни попадя, пока не найдется боец, который так
тебя отделает, да еще ногами всего испинает так, что потом человек начинает
задумываться, а стоит ли кулаки распускать. В войне мы показали, что
несмотря на нашу отсталость, не стоит русских задирать, долго запрягают,
зато потом несутся во весь опор. А война это болезнь, и всех участников
войны лечить надо, и серьезно лечить надо.
Году в 1954 на медобследовании, а завод наш как военная организация,
обнаружили у меня свинец в крови. Я тогда в основном со свинцом работал,
паяли свинцовые соединения охладителей, делали свинцовые покрытия, под
горелкой свинец расплавлялся, как вода, и нужно было ухитряться не слить
его, а равномерно распределить по поверхности трубы или стыка. Пары свинца
опасная штука. По тогдашним временам, крест на мне поставили. В войне
уцелел, как-то снаряды и пули мимо летели, а тут в мирное время свинцовая
пуля меня подкосила. Работу со сваркой мне запретили, стали кормить разными
лекарствами, на курорты отсылать за казенный счет. У Нас тогда мало кто
видел хорошего, а я поездил по югам, процедуры принимал, и без женщин не
обходилось, и все разговоры снова сводились к войне.
Лечение мое результата не давало. А тут закончилось дело
"врачей-вредителей", стали возвращаться врачи еще с дореволюционным
образованием и с фамилиями не совсем русскими. При чем здесь фамилии?
Специалист это и фамилия, и должность, и звание. Если еврей, то ты у него
лечиться не будешь? Ну и не лечись. Иди, ищи себе другого врача. Вернулся и
наш доктор. Его у нас за глаза звали
"батенька", потому что он ко всем, невзирая на возраст", обращался
"батенька". Пришел и я к нему. Так, батенька, - говорит он, чего же это
вы не лечитесь. На курорты ездили, процедуры принимали, а уровень свинца в
крови и не понизился. Вы что же, белокровие себе хотите заработать? А что
делать, доктор, - говорю я, - испробовал все, что было возможно, а толку
никакого, и фронтовые рецепты по выгонке всяких хворей, и методы дедовские и
все без толку. Ладно, - говорит доктор, - есть у меня рецепт, но только ты
об этом никому не говори: тебя на смех поднимут, а меня с работы выгонят.
Все равно я на прицеле из-за своей фамилии да из-за родственников моих, что
в госпиталях работали и в белых, и в красных. Должен ты, Иван, каждый день