"Лоран Сексик. Дурные мысли " - читать интересную книгу автора

тем, как мы узнали о кончине дяди Беньямина?
- Я тебе уже все объяснил...
- Нат, погляди мне прямо в глаза и поклянись, что сказал правду!
Я ответил на гневный, прекрасный взгляд моей матери самым искренним
взглядом. Так, подчиняясь сладостнейшему из соблазнов и сохраняя полное
спокойствие, я впервые в жизни солгал не себе самому, а кому-то другому.

Каждый день, когда заканчивались занятия, дядя Беньямин поджидал меня у
выхода из школы, прячась за большим кипарисом. Если дети замечали его, то
сразу принимались бросаться камнями. Матери, пришедшие за своими отпрысками,
плевали ему в лицо, грозили кулаками - с ним обращались, как с сумасшедшим.
Беньямин убегал, прихрамывая. Иногда сам директор школы бежал следом,
призывая на его голову самые страшные беды.
Он был всеобщим врагом, отверженным.
Я догонял дядю на вершине холма, возвышавшегося над местечком. Мы молча
садились на старую скамью около мельницы. Вдали заходило солнце, в последних
лучах поблескивали излучины речки, вьющейся по долине. Беньямин на мгновение
сжимал мою руку и вновь отпускал. Больше ничего не происходило. Мы молчали и
глядели на горизонт. Когда наступала темнота, расходились с ощущением, что
долго и содержательно беседовали, хотя всего лишь обменивались взглядами.
В канун Пасхи дядю нашли с перерезанным горлом, с выколотыми глазами;
уши ему отрезали и засунули в рот. "Чем грешил, от того и умер", -
назидательно сказал отец удрученной маме. Но только ли о потере брата
плакала мама? Уж не оплакивала ли она и мою судьбу?
Она знала, какие тесные узы связывали нас с Беньямином. Возможно, мама
опасалась, что его безумие заразительно или передается по наследству? Кто
знает, не она ли сама наградила меня этим геном? У нашего народа ведь все
передается по материнской линии.

Жизнь вошла в привычную колею. Но иногда по вечерам мама окидывала меня
мрачным взглядом, словно не узнавая своего дорогого сыночка. Однажды она
пробормотала: "Ты с ним часто говорил, со старым Беньямином?" Я с жаром
отрицал это. Я строил из себя невинного агнца. Даже утверждал, что вместе с
другими детьми прогонял его. Я задавал встречные вопросы: "Зачем ты
допытываешься? Что тебя беспокоит?" Я прятался в тень подозрений и
втихомолку смеялся, гордясь шитой белыми нитками, но зато собственноручно
скроенной ложью.
В школе ничего не изменилось. Я продолжал высиживать на уроках, хотя и
слыл лентяем среди благоразумных детей. Я стоически выдерживал нотации
учителя, Гломика Всезнайки, который, стоило только задуматься, возвращал
меня к действительности, больно щипая за щеку или дергая за ухо. Я страдал
от болезненного неумения сосредоточиться.
С тех пор, как Беньямин покинул юдоль земную, после уроков я испытывал
смертную скуку. Однако я нашел способ общаться с душой ушедшего друга. На
закате я уходил на поиски воспоминаний, проделывая тот же путь на холм, к
большой мельнице. Животворный воздух вершины освежал мою память. Беньямин
возвращался в мои мысли. Он привычно жестикулировал, дарил меня нежным
взглядом или отчитывал за плохие оценки в устном счете.
Прошлое сливалось с настоящим. Получалось, что смерть - не такая уж
мрачная штука. Просто другая форма существования души.