"Михаил Шабалин. И звуки, и краски" - читать интересную книгу автора

пестовать!" - такова заповедь успешного политика. Вспомнил он наставление
Великого Старца Лейко.
За внешнеполитическими новостями шел обзор экономического состояния
страны. Хан скользил по сводкам, свидетельствовавшим о неизбежном крахе.
Боль в правом подреберье, обычно стонущая, стала нестерпимой. Он согнулся,
морщась от боли физической, умноженной на духовные страдания. Понимание
неизбежности краха пришло к нему раньше, чем он стал Хранителем. Но формула
"Мы ушли, пусть крыша падает" придумана не им. Всегда казалось, даже тогда,
когда он встал во главе страны, что неизбежный крах, свидетельства которого
появлялись то там, то тут, а их уничтожали, с ними боролись, никогда не
побеждая их полностью, всегда казалось, что этот крах случится потом...
после него, после всего. Не сейчас и не с ним.
Сводные инвестиционные реестры: "Куда, черт возьми, приходится
распылять ресурсы"... Дальнейшее падение производительности труда. "По
отраслям смотреть не буду". Компьютер долго выискивал в списках перечень
исчезнувших из производства товаров. Набралось тридцать шесть наименований
за истекшие отчетные восемь периодов. Страна нищала, жизнь сводилась к
существованию. Скрючившись, Хан смотрел на экран. Даже мысль об отступлении
была страшна. Всю систему... Всю огромную систему ценностей, отношений,
организаций, учреждений, целый пласт истории необходимо было перевернуть. А
это люди, люди и еще раз люди. Огромная пирамида, на самом верху которой
судьба поставила его - Хаско Хана. "Сволочи",- подумал он об основателях
Режима. Ради чего нужно было заваривать всю эту кровавую кашу? Машина
террора набрала обороты и ее теперь не остановить, не затормозить, иначе
немедленно будут сметены, в первую очередь, верхние слои общественной
пирамиды.
"Равенство... О Великий Кратос!" - он вновь скорчился от боли. Наскоро
погнал информацию по своему ведомству. "Хранитель Покоя не знает покоя",-
пробормотал, загоняя в память цифры уголовных преступлений - очевидное
падение - сообщить Пойко. Пусть раздует. Политические - в рост. Не просто в
рост, а в катастрофический рост. Заявил о себе Гойко Гон. Организовал
подполье. Ну, давай, давай... Потягаемся".
Хан выключил монитор, встал из-за стола, собираясь с мыслями, походил
по кабинету, прежде чем приступить к накачке. Первым на экране возник старый
его знакомый - крамольник и служака одновременно - командующий пограничными
войсками аллес-дектор Лыско Бон.
- Ну что, аллес? "Свистят турбины, смяты все границы?" Или как?
- Хан, ты опять не там ударение ставишь: не "смяты", а "святы".
Лыско Бон сидел за компьютерным пультом. На столике перед ним стояла
чашка с отваром.
- Ишь ты, наместник при святом деле... Что пьешь? Бодришься? - кивнул
он на чашку.
- Бодрились мы с тобой, когда по девкам шли. Если вспомнишь. Теперь
бодрит сама жизнь. А пью живи-корень. Не балуешься?
- Живи-корень, говоришь? - Хан поморгал веками без ресниц.- Это хорошо.
Жить, стало быть, хоца... Это хорошо,- медленно повторил он.- Сегодня
прибудут мои орлы - надо организовать им пограничный инцидент. Сегодня лучше
всего продляют жизнь пограничные инциденты. Особенно хорошо действуют те, в
которых человеческая кровь. Боевой офицер пограничных войск рассказывает с
места событий о мерзостях удоков. Ох уж эти мерзкие враги Режима! Как только