"Мариэтта Шагинян. Единственный" - читать интересную книгу автора

полученного ею поцелуя.
Любовь Адриановна задумчиво спустила ножки с постели и принялась
натягивать на них чулки.
"Кто бы это мог быть? - думала она, как истая дочь Евы немедленно
переводя свой сон из четвертого измерения мечты в три измерения жизни. -
Это был знакомый, самый близкий знакомый... Но кто он, милый мой, милый?"
Что возлюбленный ее сна существовал в действительности, она не могла
сомневаться. Тысячи мелочей доказывали это. Шаг незнакомца, так ровно
совпадающий с ее собственным, был ей давно известен. Прикосновение руки
зажгло ее воспоминанием чего-то родного и знакомого. Наклон головы
напоминал... но кого? Тут-то вот и начиналась загадка.
Она мысленно перебирала всех своих знакомых, одного за другим. Василий
Васильевич как будто походил по фигуре, но она давно уже к нему охладела,
да и характер его ничуть не напоминает незнакомца. У Петра Александровича
точь-в-точь такая походка и что-то в глазах грустное и похожее. По особенно
похож на него Андрей Фохт, скрипач симфонического оркестра, последний, кто
поцеловал ей вчера руку. Странно было только одно: ни один из них не
зажигал ее никогда таким особенным волнением, ни к кому из них она никогда
не чувствовала такой нежности, как во сне.
Время было одеваться и ехать к портнихе, а тут Любовь Адриановна не
позволяла себе опаздывать. Она быстро вскочила, подсела к туалетному
столику. Подвитые на шпильках локоны в одну минуту собраны в пушистую
прядку, и головка дважды обмотана черной лентой, наподобие античных
римлянок. Любовь Адриановна проделывала все это ловко, но рассеянно, - ей
думалось о сне. Она загадала: кого первого встречу в дороге, тот и есть
милый моего сна.
Город, где она жила, шумно-провинциальный, переживал медовые месяцы
свободы. Правда, на улицах все чаще и чаще встречались деникинские офицеры;
уже поговаривали шепотком о чьих-то там недовольствах; уже какие-то станции
начинали время от времени не давать паровозов и вывешивать красный
железнодорожный флаг совсем не на месте, - но это не касалось ни города, ни
городских дам, ни дамских портних.
Торопливо перебежала Любовь Адриановна площадь и стала в трамвайную
очередь, озабоченно начиная свой трудовой день. Она казалась сейчас моложе
своих лет: ей нужно было заехать за деньгами к мужу, а женщины просят
деньги не иначе, как с детским личиком.
Муж нашей героини, Михаил Семенович Жемчужников, восседал в правлении
своего кооператива "Каждый за себя". Быстро пройдя через лавку, где
возвышались груды пустых жестянок, пустые ящики, опрокинутый бочонок и два
ряда пустых коробок, а мрачного вида приказчик нехотя продавал единственные
имевшиеся в магазине товары - морской канат и подержанную мышеловку, -
Любовь Адриановна прошла в управление. Там за двумя письменными столами
чинно сидели члены правления, секретарь и помощник секретаря и переписывали
что-то из одной тетради в другую. По стенам висели заманчивые плакаты. На
одном был нарисован измученный и ободранный обыватель, не состоявший членом
кооператива, а на другом - обыватель чистенький, в калошах, с зубною щеткой
в руке и членскою потребительскою книжкой в другой руке. Надпись над ними
гласила: "Гражданин, только в кооперативе спасение от разрухи!" Повыше
имелся еще один плакат, изображавший две протянутые друг к дружке руки, с
целью рукопожатия, как думали кроткие потребители, а может быть, и с