"Мариэтта Шагинян. Единственный" - читать интересную книгу автора

намеком "рука руку моет", как утверждали потребители-критиканы. Под ними
была подпись: "Граждане, объединяйтесь".
- Миша, - капризно произнесла Любовь Адриановна, метнув взор на
белокурого секретаря, имевшего вид "вечного студента", не кончающего "по
независящим обстоятельствам".
- Ну? - недовольно спросил Михаил Семенович, мужчина очень мохнатый и
молчаливый, - качества, приобретенные им только в браке.
- Я, право, не знаю, как это вышло, - беспомощно произнесла Любовь
Адриановна, подняв на мужа кроткие красивые глазки, - ты, кажется, мне
вчера что-то дал, а я забыла попросить еще на портниху.
- Сколько тебе нужно?
- Какой ты странный, Миша, - укоризненно протянула Любовь Адриановна.
- Что за тон! Откуда я знаю, сколько мне нужно.
По долгому семейному стажу, выстраданному борцом за кооперативы, у
Михаила Семеновича составилось особое мнение о тех обстоятельствах, когда
женщина сама не знает, сколько ей нужно. Это мнение, судя по выражению его
лица, было далеко не из утешительных. Он порылся в кошельке, вздохнул,
достал кожаный бумажник, вздохнул еще раз - и удовлетворенная Любовь
Адриановна упорхнула, оставив в правлении запах герленовских духов1.
"Кого я встречу? - думала она, идя пешком к портнихе. - Может быть, я
тоже ему приснилась? Это, наверно, был Фохт. А может быть, и Петр
Александрович..."
- Ах! Доброе утро!
Перед нею, вынырнув из переулка прямо-таки с мистической
неожиданностью, стоял Василий Васильевич, очень тонкий высокий офицер в
темных очках (у него болели глаза), в брюках галифе и светло-рыжих сапогах
в обтяжку. У Любови Адриановны забилось сердце. Ей показалось, что
приснившийся незнакомец был именно такой - высокий, сутулый и грустный.
- Разрешите составить компанию, - произнес офицер тонким грудным
тенорком, препротивно шепелявя на букву с. Очарование исчезло. Разве можно
говорить так вульгарно! И быть так непроходимо глупым, как этот несчастный
юнец, ходивший слегка растопырив ноги, из боязни испачкать свои заморские
сапоги и смять галифе. Она вспомнила, что сапогам этим уже больше году, и
ей стало досадно, почему они до сих пор новые. Василий Васильевич был
тотчас забракован.
- Идите, если вам делать нечего, - разрешила она и, когда он зашагал
рядом, убедилась, что между ним и видением ее сна не было ни малейшего
сходства.
У портнихи ее расстроили. Платье, на первой примерке очень ей шедшее,
теперь сидело отвратительно. Девочка в ответ на ее замечание дерзко пожала
плечами. Счет лежал на столе и содержал вдвое большие цифры, нежели она
думала, а сама портниха, с которой можно было поторговаться, уехала к
умирающей матери. В сильнейшей досаде Любовь Адриановна велела уложить
платье, подождала, покуда дерзкая девочка выводила свою подпись на счете,
скомкала его и бросила в сумочку, а потом отправилась к гимназической
подруге.
Есть особый сорт женщин, который можно назвать "сочувственным". К нему
принадлежат некрасивые девушки, очень счастливые в браке жены и пожилые
вдовы. У каждой из них есть легкомысленная подруга, которой они
сочувствуют, дают советы, гадают на картах и даже относят с