"Мариэтта Шагинян. Единственный" - читать интересную книгу автораАдриановны. И от этого, от стыда и нежелания показать свой стыд, он
суетливо кинулся к ней, поцеловал ей руку и начал униженно извиняться - не как свободный художник Андрей Фохт у флиртовавшей с ним дамы, а как плебей у сытого и выхоленного человека из другого мира. Любовь Адриановна двигала губами, но они не издавали звука. На ее счастье, из кухни вышла жена Фохта - высокая, худая, немолодая женщина с довольно интеллигентным лицом и совершенно гнилыми зубами, - Вы к Андрюше? - произнесла она очень приветливо. - Тут у нас беспорядок, пройдите в гостиную. Андрюша, что ж ты стоишь? - Вы, должно быть, относительно уроков? - с интересом продолжала допытываться супруга Фохта. - Теперь он как раз свободнее. - Да, я хотела... Я собираюсь просить Андрея Альбертовича заниматься с моим старшим сыном, - запинаясь, произнесла Любовь Адриановна, благословляя в глубине души свою спасительницу. Через несколько минут все было улажено и договорено. Простившись с семейством Фохт, Любовь Адриановна сошла по лестнице и снова увидела улицу с черной лужей и бакалейной торговлей. Но могу в точности описать вам ее душевное состояние. В последнем взгляде Фохта, проводившем ее, ей почудилось что-то жалкое и устыженное, что-то похожее на прежнего задумчивого скрипача с челкой на лбу, прикрывавшей плешь, и с такими тонкими, нежными пальцами. Ведь был же он все-таки интересен с эстрады под белым, прямым электрическим светом. Бедный Фохт!.. В насильственной жалости к нему она кое-как заглушала свой собственный стыд и ощущение глупейшей ошибки. Ей не хотелось идти домой к обеду и переносить вопросительные взгляды Михаила Семеновича, но все же она шла, человеке померкла. Грустная, утомленная и пристыженная, пришла наконец Любовь Адриановна домой, опоздав часа на полтора к обеду. Еще за несколько шагов до дому она остановилась, удивленная. Парадная дверь, обычно запертая на ключ, была сейчас настежь открыта, вместо швейцара на крыльце торчала Дуня, простоволосая, без платка, и, вытянув шею, глядела то на одни конец улицы, то на другой. Увидя Любовь Адриановну, она всплеснула руками и бросилась к ней навстречу. Ее широкое лицо было растерянно, глаза заплаканы. - Где же вы были, барыня! Пожалуйте скорее домой. - Что-нибудь случилось? - Несчастье, барыня-голубушка! Я без вас голову потеряла... Барина трамваем задавило, теперь, слава богу, в себя пришли, а то никого не узнавали. Я рассказываю сущую правду, читатель, а потому должна сообщить здесь о маленькой подробности, убийственной для моей героини. Услышав Дунькины слова, она в первую минуту подумала с облегчением: вот и предлог, чтоб отказаться от ненужных и очень накладных уроков Фохта. Мысль промелькнула сама собой, и уже затем Любовь Адриановна представила себе вполне положение вещей: с мужем несчастье, он может еще остаться инвалидом... Она заторопилась, вошла в переднюю, а оттуда, не снимая пальто, в столовую. Там она заметила в углу Толю и Волю. Они тихонько плакали. Сердце у нее сжалось. Когда она двинулась дальше, навстречу ей вышел незнакомый доктор, посмотрел на нее и остановился. Было что-то в его лице, сразу объяснившее ей серьезность положения. |
|
|