"Мариэтта Шагинян. Приключение дамы из общества (Маленький роман)" - читать интересную книгу автора

- Я достаточно предупреждал вас, милая. Теперь сами изобретайте
способы, как перестать с ней раскланиваться.
Я тотчас же почувствовала знакомый мне за два года брака прилив
возмущения:
- Почему нам не раскланиваться?
Он отодвинул тарелку и посмотрел на меня. Пробор доходил ему чуть ли
не до самой переносицы; волосы были справа и слева зачесаны на плешь. Глаза
смотрели прищуренно и, надо сознаться, скорей по-птичьи, чем по-человечьи
(я надеюсь, мой муж не обидится на эту характеристику). Он вытаращил их в
совершенно искреннем изумлении.
- К-как, - пискнул он, поперхнувшись, - вы намерены продолжать с нею
ваши тет-а-теты, прогулки и поцелуи, несмотря на то, что она социалистка?
Сказать по правде, я совсем не была намерена. Я ничего ровно не знала
в этом вопросе и должна была решить его в полнейшем одиночестве. Но тут
какой-то демон овладел мной, и я крикнула ему в лицо, совсем не по-светски:
- Да, да, да, да, да!
Он встал, молча сложил салфетку и вышел. Он пообедал в ресторане. Это
была первая крупная ссора в нашей жизни.
Я осталась в своей комнате, не зная, что делать. Книги были скучны,
вышиванье напоминало пробор моего мужа, письма к знакомым писать в таком
состоянии не годилось. Я села на диван, сжав голову руками. В эту минуту
раздался стук в дверь.
"Ни за что не отопру", - подумала я и отперла.
В комнату вошла Екатерина Васильевна, серьезная, без улыбки, и
посмотрела на меня пристально. Я отвернулась в глупейшем душевном
состоянии. Мне хотелось или побить кого-нибудь, или заплакать.
- Дорогая Алина Николаевна, - сказала она прежним ласковым тоном, - я
в самом деле перед вами виновата. Я не учла ни вашей среды, ни воспитания.
Плохой я пропагандист. Давайте помиримся и разберем вместе, в чем корни
нашего расхождения, хотите?
Нельзя было противостоять ей. В эту минуту она была мне в десять раз
ближе всех моих родственников и мужа, вместе взятых. Долго сидели мы с ней
на диване и беседовали на разные темы. Она говорила мне вещи, которые
впоследствии я читала чуть ли не в каждой книжке и брошюре. Но в тот день
они казались мне совершенною новостью - социальные, экономические и
политические вопросы, связанные с войной и отношением к ней.
Начала говорить я. То внутреннее недовольство собой, какое она во мне
пробудила, в эту минуту еще казалось мне возмущением против неверных,
несправедливых - правда, никем вслух не высказанных - обвинений. И,
защищаясь от них, я сразу напала на мою собеседницу.
- Что хуже всего, - начала я, борясь со слезами досады, - хуже, хуже
всего, так это ваша измена родине,
Мы воюем, немцы очень сильны", и в эту минуту вы сидите на чужой земле
и критикуете русские порядки, интригуете против царя, напрягающего все силы
в борьбе! Как это назвать на обыкновенном человеческом языке? .
- Ну и путаница, - со вздохом ответила Екатерина Васильевна. - Чтоб
лучше пояснить вам ваши ошибки, сравню ваше положенье с моим. Вы и ваш муж
тоже ведь сидите на чужой земле. Вероятно, ваш муж уже перевел на всякий
случай свои капиталы в банки нейтральных государств - удивительный образчик
патриотического доверия к родине. И ни вы, ни он не собираетесь воевать: вы