"Мариэтта Шагинян. Приключение дамы из общества (Маленький роман)" - читать интересную книгу автора

успела заметить в посетителе. Он умолял о чем-то, понизив голос.
Безменов встал, пожав плечами:
- Не задерживайте меня, это бесполезно.
И, не глядя, он протянул руку за бумагами. Я вложила их ему в руку.
Посетитель не уходил. Безменов взял перо, наклонившись к столу, и стоя стал
прочитывать бумажки.
- Разрешите, товарищ, изложить вам, ввиду исключительного положения...
- Я все сказал, господин Гржелевский.
Посетитель вышел, вздернув плечами. На губах у него мелькнула
пренебрежительная гримаса, сгоняя ласковую и униженную просительность.
В тоне, каким Безменов выговорил "господин", не было ни насмешки, ни
гнева. Но было нечто серьезное и многозначительное, с чем он вторично
поднял глаза, и на этот раз на меня: проведение границы.
- Вы сердитесь на меня, - сказала я тихо, торопясь все сказать до
прихода посетителей, - не говорите, не смотрите, не здороваетесь. Что я
такое сделала?
Он подписал последнюю бумажку.
- Какие мы разные, - вырвалось у него, - сержусь, не здороваюсь... Я
далек от этого органически. Поймите, что сердиться не на что, не
поздоровался - не знаю, где это и когда? - совершенно случайно. Я занят,
завален, запорошен, я отдал все свое вниманье, как люди отдают последнюю
рубашку, я не свой человек, не свой собственный, а принадлежу своему делу.
Это банально и совершенно точно. Вы же вся из психологических сложностей.
Подумайте, зачем это?
Он говорил не только просто и прямо, но с улыбкой. Ни тени горечи в
словах, ни малейшей задней мысли, ни сожаленья, ни кокетства, ни ласки.
Я стояла похолодев.
- Вот тут вот черта... Последней грани вы все-таки еще не перешагнули,
- добавил он, подавая мне бумажки. - Органически, органически разные.
Я вышла, как выходят осужденные на смертную казнь. Холод, как смерть,
наполнил сердце, мысли, нервы. Сразу оборвались все нити, искусственно
связывавшие меня с миром. Конец. В одном человеке было все, и без этого
человека нет ничего.
Должно быть, мое лицо ужаснуло Василия Петровича. Взяв у меня бумаги
из рук, он накинул мне пальто на плечи и сказал, почти приказывая:
- Идите-ка домой, нечего вам тут делать сегодня!
Я пошла. Открыла дверь в нашу комнату, села, опустила голову в руки. И
вот когда, Вилли, пришла минута вашего часа. Наверное, мухи, которым
оборвали крылья, вспоминают, как это случилось. Я вспомнила вас и вам
подобных с ненавистью, как если б вы оторвали мне крылья. Ненавидела вас и
себя, задыхаясь от пустоты, от ужаса. Что же произошло в сущности? Все, как
было, - служба, обязанности, характеры... А в душе вместо них, вместо
реальной действительности, живых интересов, связанных с людьми, с делом,
что в душе? Нагромождение мелочей. Такое-то слово, такое-то выраженье лица
- смесь черненьких точек, случай, необдуманность, пустяки. Может быть. Но
лестница с перекладиной эшафота, черепки острого стекла под ногами, дождь
отравленных стрел - для души с оборванными крыльями, живущей только этим,
на этом, ради этого. Стыднее, чем свой позор, - своя малость... И больно,
больно.
Искать человека, которому можно говорить правду! Но я прежде хочу