"Мариэтта Шагинян. Приключение дамы из общества (Маленький роман)" - читать интересную книгу автора

Я повернула ему спину и занялась ночным туалетом. Что за гнусная форма
рабовладения светский брак! Тут я прикусила себе губу - слишком ясно стало
мне самой, насколько я распропагандирована за эти несколько дней. На душе у
меня было нестерпимо тяжело, - жаль уезжать из Цюриха, жаль расставаться с
Екатериной Васильевной, жаль терять возможность слышать и видеть нечто
большее, чем то, что знакомо мне было, как алфавит.
Рано утром я забежала к моей соседке и со слезами сообщила ей о своем
отъезде. Она развела руками.
- Отчего бы вам не бросить этого страуса?
Но тотчас же раскаялась и обняла меня; мое лицо, должно быть, сказало
ей, что это уж слишком. Страус! Вилли, если вы сейчас, в эмиграции, читаете
эти строки, знайте, что в ту минуту я искренне и серьезно оскорбилась за
вас. Правда, у страуса маленькая голова и у вас, не сердитесь, тоже; у
страуса прищуренные глаза - и у вас; у страуса привычка прятать куда-то
голову - и, говорят, у эмигрантов тоже. Но в ту минуту вы еще не были
эмигрантом и были моим мужем. Я оскорбилась за вас до глубины сердца.
- Вот что, раз ничего нельзя посоветовать, я устрою вам приятный
сюрприз напоследок. Скажите, хочется вам помочь находящимся здесь и очень
нуждающимся русским?
Я кивнула в ответ.
- Даже если они социалисты?
Я кивнула опять, против воли улыбнувшись.
- Ну, так не берите автомобиля, не берите носильщика. Закажите в
русской читальне ручную тележку, и артель русских студентов отлично
доставит ваши вещи на вокзал. Идет? Кстати познакомитесь с заинтересовавшим
вас юношей.
- Екатерина Васильевна! Так он русский студент?
- Русский студент, - ответила она лукаво. - Все горести забыты, у вас
новый интерес к жизни? Отлично, только не будьте слишком легкомысленны и
обещайте писать мне письма.
Она встала, надела пальто и шляпу и отправилась в русскую читальню
заказывать носильщика. Со смешанным чувством боли и заинтересованности я
вернулась к своим четырем чемоданам и румяной Аннеле. Собственно говоря, в
Цюрихе к ним прибавились еще пятый и шестой чемоданы; я отметила это
обстоятельство, лишь подумав об их возможном весе и заработке носильщика.
Ровно в час портье доложил, что за вещами приехали. К моему
удовольствию, Вилли сидел в читальне. Я взяла Аннеле и без всякой
необходимости спустилась вниз, по дороге посмотрев на себя в зеркало.
Белокурый юноша был тут. Он стоял у зеркальной двери, на этот раз не в
рубашке, а в коричневой фуфайке. Локоны его были подстрижены, верхняя губа
предательски поднялась над мелкими, как у белки, зубами. Он был,
по-видимому, в самом смешливом настроении. Он посмотрел на меня
юмористически. Я опустила глаза.
"Это очень нехорошо, что русских студентов воспитывают на неуважении к
женщине, - промелькнуло у меня в голове, - брали бы они пример с Америки.
Там тоже рудокопы и знатные американки, и даже они влюбляются и женятся, но
рудокоп всегда, даже в пьяном виде, почтителен... конечно, если верить
Брет-Гарту. Потом рудокоп может в Америке сделаться президентом..."
Нить моих размышлений была прервана портье, с недоумением
вопросившего: