"Мариэтта Шагинян. Приключение дамы из общества (Маленький роман)" - читать интересную книгу автора

- Если представить себе, - расхохотавшись, перебила меня Екатерина
Васильевна, - что голодные будут сыты, у смирных лопнет терпенье,
безгласные заголосят, труженики вдруг возьмут да прогонят к черту
бездельников, кровососов и паразитов, - и маленькой частью лунного диска
сделается ваше высшее общество, уходя в тень, в невидимость, а светлым
диском выплывет трудовое человечество, и, наконец, вся полная луна, весь
мир, ставший коммунистическим, будет светло плыть в эфире, - тогда,
по-вашему, гуманизм исчезнет, потому что нечем будет ублажать и
растрогивать жирную печень паразитов? Так, что ли?
Я оскорбленно замолчала. Она сознательно не захотела понять меня,
исказила и представила все в карикатуре. Ну и пусть...
Но ей словно видны были все эти мысли, промелькнувшие у меня в голове.
Перестав смеяться, она взяла мою руку и повернула меня к себе лицом. Глаза
ее очень серьезно и без всякой насмешки посмотрели в самую глубь моих глаз.
- Это все не вы сами выдумали, все эти тонкие штуки. Вам, наверное,
стыдно сейчас за них. Неужели вы такого дурного мненья о человеке, высшем
созданье природы, что не представляете себе гуманизма иначе, как
порождением нищеты и несчастья человечества? Неужели же для того, чтобы
быть гуманными, мы должны держать девять десятых человечества в нищете и
голоде? Неужели вы перестанете быть доброй, сострадательной, великодушной,
правдивой, любящей, если все вокруг вас будут сыты, образованны,
полноправны, уважаемы, полны собственного достоинства? Ну-ка, подумайте.
- Я не знаю, - ответила я, - нужен ли тогда гуманизм и каким он будет.
- Вот это честный ответ. А я вам скажу, каким будет тогда гуманизм. Не
себялюбивым, потому что ваш христианский гуманизм - все-таки себялюбивый и
эгоистический. Наш гуманизм родится и будет расти из любви к лучшему,
прекраснейшему в человеке, к его творческой силе, его гордости, его власти
над природой, его уваженью к себе подобным, его обузданью собственных
пороков и страстей, его правдивости, прямолинейности, чистоте, честности,
великой смелости мысли и великой отдачи себя народу и человечеству. Вот
откуда вырастет и чем будет питаться новый грядущий гуманизм!
Она говорила так страстно, что я замолчала. Мы в этот день стали ближе
друг другу, чем раньше. Когда она собралась уходить, я ей это сказала. Она
дотронулась до
моего подбородка и улыбнулась мне:
- Оттого, что вы еще девочка и умеете говорить по-детски - без задней
мысли и то, что хочется. До конца-то вас все-таки не испортили.
Но вот наступила минута, когда мне нужно было перешагнуть порог
спальни. Сказать по правде, я трусила Валентина Сергеевича. Открыв дверь, я
заглянула в комнату, никого не увидела и с облегчением вбежала в нее.
Тотчас же за мной захлопнули дверь. Муж стоял у портьеры. Он глядел на меня
с ехидством благовоспитанного человека. Он заговорил по-французски:
- Дорогая, скажите, ваши капризы... Вы не питаете некоторых надежд?
- Ни в малейшей мере, - ответила я сердито, - Не приставайте ко мне.
Двадцать раз в день спрашиваете об этом, будто речь идет о погоде, а я
барометр.
- В таком случае нет причин для задержки. Дело в том, что завтра в два
часа мы с вами уезжаем в Рим. Билеты уже заказаны.
- Раз заказаны, не о чем и спрашивать. Позвоните Аннеле, и пусть она
укладывается.