"Мариэтта Шагинян. Вахо" - читать интересную книгу автора

женщина, чтоб потерять куль хлеба. Что ты будешь есть тогда, майрик? А
ну-ка иди, и чтоб тебя не было на шапку от дома, слышала?
Он сделал движенье, будто швырнул от себя шапку. Перекинув с руки на
руку длинную пряжу, майрик Закарьян подхватила веретено и вышла
- Садись, Вахо. Садись, Минас! - И сам сел первый возле тондыра. Это
был самый бедный мужик на деревне, кривой Оник. Но и самый нахальный мужик
на деревне был кривой Оник. Никому в голову не приходило, что он мог
выдумать. Если кто говорил "три", он отвечал "четыре", говорили "четыре" -
отвечал "пять". Ни одно дело не делалось без кривого Оника, и даже сам
районный ветеринар, товарищ Домоклетов, называл Оника деревенской чумой.
Толстый Минас сел, растерянно отдуваясь.
- Вот что, Вахо, - начал Оник, брызгая слюной, - деревня поила,
кормила тебя, сделала важным барином. Поедешь в город, учиться будешь,
сапоги носить будешь. Нехорошо уходить так, без благодарности.
- Я благодарен, Оник, - потупясь, ответил Вахо.
- Из этого муки не смолоть, парень. А вот что ты можешь сделать.
Минас, сам знаешь, добрый мужик. Ты пировал на свадьбе Минасовой дочери, ты
сочинил стишки для Лукаша, Минасова зятя. Двор у Минаса - так себе двор.
Что такое двор мужика против городского дома? Стадо Минаса, конечно,
большое стадо. Сады Минаса, конечно, сады - как полагается. Но за что
обложили Минаса таким налогом? От него нам всем корм и пропитанье. Так я
говорю, Минас?
Толстый Минас мотнул головой вниз.
- Зарезать Минаса - деревню зарезать. Нехорошо, неправильно сосчитали
налог. Трудно мужику добиться правды. Когда в субботу приедут к тебе из
города, ты садись, Вахо, с ними на машину, катайся с ними, пой им песни,
говори им складно, расскажи про деревню и про Минаса. Помни, что надо
сказать: Минас не такой богатый мужик, у Минаса весь мир кормится, на
Минаса батраки не работают, родня работает. Слышишь меня?
Вахо кивнул, и краска хлынула у него от шеи к голубоватым векам,
опущенным над широко расставленными большими глазами.
- Запомни!
Внушительно ударив его по плечу, кривой Оник поднялся, взял с земли
кнутовище и сунул за пояс. Минас, неповоротливо дуя себе в усы, поднялся
тоже.
Сошла ночь, ущелье стало черно, как колодец. Отвязали на крышах
густогривых собак, и тени их шарахнулись по земле. Высыпали звезды.
С непонятным стесненьем в душе худенький мальчик прошел к себе на
ночлег - старую крышу над кладбищем, где майрик Закарьян насыпала сена.
Отсюда, если направо взглянуть, виден стройный профиль полуразрушенной
колокольни, построенной у входа в ущелье, и камни под ней старые, днем
красные от железистой окиси, грубые, с высеченными крестами и древним
орнаментом. А поглядишь налево, и внизу лежит вся деревня, с темными
башнями кизяку и соломы, с тонкой деревянной колоннадой перед жильем, с
черными дырами дворов, с лавками, мельницей, садами богача Минаса, с
круглой резьбой карниза под его крышей, такой же плоской и пыльной, как у
других.
Вахо поворочался на соломе и хотел заснуть. Но вставала луна. Трудно
заснуть, когда подожгли солому за краем земли и она горит красным светом.
Горит и трещит - в беспрерывном цыканье ночных неспящих сверчков. Но вот