"Мариэтта Шагинян. Своя судьба (Роман)" - читать интересную книгу автора

нас догнала Дуня.
- Барыня спрашивает, куда вы идете, барыня очень просит вас во флигель
не иттить, беспременно сказали, чтоб вам, барышня, воротиться, - выпалила
она одним духом и перевела дыхание.
Удивленный, я поглядел на мою спутницу. Все оживление Марьи Карловны
мгновенно исчезло, лицо побледнело и потухло, губы сложились болезненной
складкой, как вчера. Она остановилась, опустив руки, но вдруг снова взялась
за тележку и отрывисто произнесла:
- Скажи маме, я иду помогать Сергею Ивановичу, а вовсе не во флигель.
Дуня метнулась назад; мы же молча пошли дальше, под мерный скрип
тележки. Минут через пять ходьбы по горной дорожке, усаженной цветами,
показался красный деревянный флигелек. Он стоял плотно прижатый к горному
боку, на сваях. К нему вела высокая, крутая лесенка. Перед флигелем не было
ни палисадника, ни деревьев, только внизу, к реке, росли сосны. С горы, на
которой мы стояли, виден был шумящий Ичхор, в этом месте довольно широкий,
плотина и деревянный верх очень длинного строения.
- Там, внизу, лесопилка и электрическая станция, - сказала мне Маро,
указав рукой на Ичхор. - А вон окна ваших комнат, прямо на реку и ледники.
Швейцар понес вещи по лестнице, мы с Маро вслед за ним. Мне были
отведены две светлые комнаты с балконом, ничем не покрашенные, полные
запахом смолы и сосны. На полу, только что вымытом, лежали тростниковые
циновки. Я стал раскладывать вещи, а Маро вышла на балкой. Она оставалась
там минут пятнадцать, прикрыв рукою глаза и глядя куда-то вниз. Потом
подошла ко мне.
- Я буду приходить к вам в гости, - рассеянно сказала она,
дотрагиваясь до моего рукава, - у вас чудный вид с балкона.
Вид с веранды фёрстеровского дома был в десять раз лучше, так как мой
флигель находился значительно ниже. Но я ничего не ответил и посмотрел на
"вид". С балкона моего открывался широкий кусок реки, длинная лента
деревянного желоба и электрическая будочка над лесопилкой. В будочке кто-то
работал. Я разглядел лишь серую блузу и блестящие стекла очков на фуражке,
напоминающей шоферскую.
Маро тем временем поправила перед зеркалом свои пушистые локоны,
схватила пустой графин, стоявший на столе, и, улыбаясь, поманила меня за
собой:
- Пойдемте на родничок, я покажу вам, где брать самую вкусную воду!
Я поставил на место последний чемодан, вымыл руки и, заперев комнату,
вышел. Перед домом, на скамеечке, сидела старуха. Когда мы спускались, она
зорко поглядела на нас своими красными глазами, лишенными бровей и ресниц.
Вид у нее был пренеприятный - сухонькие и острые черты лица, чистый белый
платочек на голове и сухие руки, сильно узловатые и ногтистые. Она имела
привычку шевелить ими, словно усиками насекомого, и беззвучно двигать ртом.
Выражение ее лица было не злое и не доброе, но упорное, как у ночной птицы.
Маро при виде ее вскинула голову и стала мурлыкать песенку. Я
поклонился старухе, но она не ответила.
- Охота вам кланяться, это бумажная кукла! - умышленно громко и
вызывающе произнесла Маро, спрыгивая с последних трех ступенек.
- Но, Марья Карловна!..
- Вы думаете, она что-нибудь чувствует! Да поглядите же на ее бумажные
глаза. Нет, вы поглядите, оборотитесь. Это ведьма из папье-маше, а не