"Мариэтта Шагинян. Своя судьба (Роман)" - читать интересную книгу автора

Фёрстер улыбнулся своей прелестной улыбкой и погладил дочь по щеке:
- Ты права, девочка, но научись укладываться на вещах, а не без вещей.
В этом ведь все и дело.
Он встал с места, поцеловал у Варвары Ильинишны руку (она тихонько
поцеловала его в затылок) и сказал мне на ходу:
- Я буду в кабинете. Кончайте ваш чай и зайдите ко мне, нам нужно кой
о чем сговориться.
Я быстро допил чай и хотел было идти за Фёрстером, когда Маро отозвала
меня в сторону.
- Я буду сидеть в саду на скамеечке, - шепнула она мне потихоньку от
Варвары Ильинишны. - Мне непременно, непременно нужно вас проводить.
Окликните меня, когда пойдете домой, хорошо?
Скрепя сердце пообещав ей это, я двинулся к профессору.
- Только не-епременно! - еще раз шепнула мне вслед девушка. Она
выговаривала это слово врастяжку, с детской торжественностью, словно давала
зарок или брала его с вас. Мне казалось, не следовало бы ей уступать в этом
и не годится начинать с ней секреты, смысла которых я не знаю, - но
обещание было уже дано. Профессор сидел в своем кабинете за столом. На лице
его были задумчивость и усталость, прядь посеребренных волос спустилась ему
на лоб. Глаза его были устремлены на огонь, и так он смотрел, прищурившись,
почти во все время нашего разговора. Такая же безотчетная любовь к огню, я
заметил, была и у его дочери; Маро невольно поднимала глаза к источнику
света и не отводила их, точно привороженная.
- Сядьте, голубчик. С завтрашнего дня начнется ваша работа. Я рад, что
случайный мой выбор пал именно на такого, как вы, - мы с вами, уж конечно,
сойдемся. - С этими словами Фёрстер указал мне на стул рядом.
- Вы читали брошюрки о моей санатории? Да? Ну так забудьте всю эту
ересь. Посторонние люди ровно ничего не понимают в моем методе и, когда
пишут о нем, - даже с самыми лучшими намерениями, - попадают впросак. Тут
вообще не годится теоретизировать, а надо видеть и работать. Зарубин стал у
меня чудесным работником, заразившись самым процессом дела, а не
принципами. Вы же, насколько это возможно, конечно, могли бы начать и с
принципов, вам они будут вполне ясны. Но скажите сперва, чем вам кажется
душевная болезнь?
Я изложил Карлу Францевичу все, что думал по этому вопросу. Он не
прерывал меня и слушал, склонив голову.
- Вы думаете правильно, - сказал он, когда я кончил, - но не до конца.
Вот возьмите эту тетрадку, тут я в разное время набросал то, что можно
назвать моим методом. Было бы хорошо, если б вы успели прочесть это до
завтра, - там немного! - и приступить к знакомству с санаторией уже вполне
сознательно.
Я обещал прочесть тетрадку сегодня же вечером и, взяв ее из рук
Фёрстера, простился.
Добрейшая Варвара Ильинишна ни за что не хотела отпускать меня без
ужина, а когда я сослался на усталость, снарядила Дуньку ко мне во флигель
с горячим судком.
Выйдя из профессорского домика, я зашел в сад. Он был в стороне, по
склону горы, весь темный и влажный от росы. Темная, тонкая фигура в платке
вышла ко мне навстречу, и прохладные пальцы легли на мою руку.
- Спасибо, что не обманули. Мама не любит, когда я хожу по вечерам