"Мариэтта Шагинян. Своя судьба (Роман)" - читать интересную книгу автора

головой. Только за обедом припомнил я с удивлением, что не видел между
больными Павла Петровича Ястребцова. Теперь он оказался рядом со мной.
Санаторский обед был своего рода событием. Мы помещались за тремя
столами; больные сидели каждый на своем месте; во главе двух первых столов
находились Фёрстер и Зарубин, я же получил третий стол, которым управляла
Марья Карловна. Она пришла вместе со звонком, приветливо поздоровалась с
больными, пожала мне руку и села по правую сторону от меня. По левую, как я
уже сказал, был Ястребцов. Не без удивления глядел я на свою соседку. Маро
имела свойство казаться различной, меняясь почти до неузнаваемости.
Девичье, даже детское - было ее обычным состоянием. Но порою она мужала,
становилась эластичной и владеющей собою, как Фёрстер. Так и сейчас. Я
видел за столом возле себя постаревшее, спокойное и сильное лицо, ни одно
движение которого не выдавало ее мыслей.
Мы говорили между едой о том, что произошло за день. Больные, как я
заметил, интересовались местною жизнью; интерес этот поощрялся. Маро
рассказывала что-то о готовящейся в ауле свадьбе и о наступлении
мусульманского поста, "ураза". Внезапно Павел Петрович, до сих пор
молчавший, высунул из-за меня свой костлявый нос, задвигал лицевыми
оконечностями и обратился к Маро:
- Сударыня, а как относятся горцы к культурным новшествам, которые вы
у них заводите?
Маро скользнула по нему взглядом и спросила:
- Какие же новшества? Они сохраняют свой быт и законы. Их даже судит
потомок их собственных владетельных князей, совсем по-допотопному!
- А вот насчет электричества, например. Сколько знаю, вы у них в ауле
электричество провели, так что сакли освещаются лампочками?
- Да. А вам не нравится? Когда заработала станция, они, бывало, ходят
туда и смотрят, часами. А как поняли, в чем дело, стали даже проситься
служить. У нас на лесопилке половина рабочих - местные горцы.
- Вот как! Могу я попросить вас показать мне эту лесопилку после
обеда?
Бледное лицо Маро слегка порозовело:
- Конечно.
Сам не знаю почему, но разговор Ястребцова с Маро поселил во мне
тревогу. Я не хотел видеть их разговаривающими даже о пустяках. Павел
Петрович, болтая, глядел как будто вниз, на костлявые руки, игравшие
столовым ножиком, но мне было заметно, как исподтишка он неотступно
разглядывал девушку. Еще был один признак, показавшийся мне опасным: я
заметил, что худые, словно рваные, ноздри его острого носа слегка трепетали
и вытягивались. Решив про себя не пускать их вдвоем на лесопилку, я
торопливо доел сладкое и встал из-за стола.
Следя взглядом за Ястребцовым и Маро, продолжавшими разговаривать, я
медленно шел к выходу. Но не успел я дойти до дверей, как меня догнал
Фёрстер, продел свою руку через мою и, улыбаясь, сказал:
- Идем на воздух, у нас сейчас обычная конференция.
Я нерешительно последовал за ним. Мы вышли в парк на дорожку,
усыпанную сосновыми иглами. Она вела к стеклянной веранде большого
служебного павильона, скрытого от главного здания густою растительностью.
Мы уселись на веранде, поджидая, пока соберутся остальные. Отсюда видны
были причудливые зубцы Бу-Ульгена, похожие на поломанную челюсть. Воздух