"Георгий Шах. И деревья, как всадники... (Авт.сб. "И деревья, как всадники...")" - читать интересную книгу автора

признан выдающимся несколько веков назад. Для нас он остается проходным
именно потому, что воспринимается в сравнении с подлинными шедеврами
современной эпохи".
Брокт остановился, на секунду задумался, потом, улыбнувшись, подошел ко
мне и уже совсем в другой манере, с оттенком дружеской доверительности,
сказал:
"Кстати, Воронихин, вы хотели знать мотивы, попробуйте поразмыслить.
Первая идея, которая пришла мне в голову, заключалась в следующем: если
наша средняя книга была бы принята древними как шедевр, не следует ли
отсюда, что средняя книга древних будет принята как шедевр людьми нашего
времени? Говорит вам эта идея о чем-нибудь?"
"Нет, - ответил я. - Ровно ни о чем. Она представляется мне абсурдной.
Вы только что изволили заметить, что относительно высокий уровень
современного литературного производства... признаюсь, мне не очень
нравится подобная терминология, но уж раз вы ее употребляете... да, наш
средний роман был бы признан в прошлом шедевром. С этим еще можно
согласиться. Но наоборот... Прошу прощения, подобная инверсия кажется мне
бессмысленной".
"Вовсе нет, вовсе нет, - возразил Брокт. - Как раз потому, что речь
идет о ценностях духовных, а не материальных. Действительно, если бы вам
вдруг пришло в голову предложить своим современникам, скажем, примитивные
наручные часы XXIV столетия, нас бы подняли на смех. Иное дело книга,
пусть даже посредственная. Она любопытна и привлекательна, потому что
позволяет войти в незнакомый нам духовный мир, удовлетворить тот
неистребимый интерес к прошлому, который всегда живет в человеке и на
котором зиждется преемственная связь поколений.
Итак, у вас, Воронихин, не возникало никаких догадок. Не огорчайтесь.
Мысль об инверсии, как вы выразились, пришла ко мне откуда-то из глубин
подсознания и поначалу я ее попросту отбросил. Она показалась мне такой же
нелепицей, как и вам".
Вы не устали, Сойерс? - прервал свой рассказ Воронихин. - Извините, что
я многословен и упоминаю малозначащие детали. У меня странная память. Я
запоминаю абсолютно все и могу изложить события любой давности, какие
пришлось пережить. Однако с обязательным-условием не нарушать
последовательности. Стоит мне опустить какое-нибудь промежуточное звено, и
я не ручаюсь, что вместе с ним не пропадет важная мысль.
- Хотел бы я обладать такой странной памятью, - сказал Сойерс. - Суть
дела запоминают все, но самыми ценными иногда оказываются как раз
неприметные детали.
- Тогда я продолжаю. Брокт вновь принялся расхаживать по комнате.
Ощущалась напряженность, вызванная, видимо, повторным переживанием того
озарения, которое посетило его многие годы назад. Уже знакомым движением
он приложил пальцы к вискам:
"Если б вы знали, как медленно и мучительно я шел к осознанию своего
долга! Не один десяток лет жизни был потрачен на изучение клада,
погребенного в хранилище знаний. Едва ли не все его бесчисленные лабиринты
были мне знакомы, и я ориентировался в них не хуже расторопных роботов,
которые заботились о сохранности архивных материалов, вели учет, давали
справки редким посетителям. Среди этих посетителей было немало подлинных
энтузиастов, но никто не мог сравниться со мной в самоотвержении. Это не