"Карен Георгиевич Шахназаров. Курьер " - читать интересную книгу автора

- Посмотри на ребенка, - сурово потребовал Никифоров.
- А в чем дело? - полюбопытствовал я, внимательно осмотрев малыша.
- Ничего не замечаешь? - спросил Никифоров. Я вторично осмотрел дитя и,
не найдя никаких особенных изъянов, покачал головой.
- Да вроде все в порядке.
- Та-ак! - сказал Никифоров и, встряхнув ребенка, забормотал: - Ничего,
пусик, ничего... Та-ак, - повторил он снова, обращаясь ко мне. - А головка
дергается - это тоже порядок?! Да? Ребенок от твоей музыки, можно сказать,
ненормальный растет! Это как, порядок?
- Да что ты ему объясняешь, бесстыднику? - закричала жена Никифорова,
выбежав на лестничную площадку и вырывая из рук мужа ребенка. - Ничего,
пусик, - заговорила она, раскачивая его на руках, - мы найдем на него
управу! Мы его в милицию!.. Мы его!..
Малыш, видимо, растроганный всеобщим вниманием, действительно заплакал.
- Вот! - воскликнул Никифоров. - Во-от! Видишь, до чего довел ребенка!
Ишь, моду взял - на полную катушку магник заряжает! Что из него теперь
вырастет, когда он с ранних лет оглушенный растет?
- Должно быть, ничего хорошего, - согласился я.
- Как это? - удивился Никифоров.
- Так ведь головка дергается, - пояснил я и для наглядности сам
задергал головой. Заметив это, юный Никифоров вдруг перестал плакать и с
интересом воззрился на меня.
- Издевается, - убежденно сказала его мамаша.
- Самый умный, - решил ее супруг.
- Гу-гу! - закричал их сын, смеясь и хлопая в ладоши.
С трудом переставляя израненные, стертые ноги, я шел вверх. Пот тонкими
струйками стекал из-под шлема на лицо, разъедал глаза и щипал опаленную
солнцем, искусанную комарами, расцарапанную кожу. За спиной я слышал тяжелое
дыхание своего отряда. А впереди была вершина, до которой оставалось не
более ста шагов. Я остановился, и отряд в тот же миг застыл на месте.
Вглядываясь в обросшие, худые лица солдат, я с трудом узнавал их. Диего,
Хуан, Родриго... Они смотрят в мои глаза, надеясь найти в них избавление от
всех несчастий, постигших нас в этом походе. Еще сто шагов... Я пройду их
один. Сам. Обратив лицо к вершине, я отбрасываю шлем в сторону и обнажаю
меч, будто иду в бой. Я поднимаюсь, чувствуя, как эта кучка больных и
грязных людей, более похожих на нищих, нежели на солдат, пристально следит
за каждым моим движением. Я иду к вершине. И в тот момент, когда я ступаю на
нее, до меня доносится далекий, но неумолкающий шум прибоя. Я ощущаю запах
морской волны, дуновение свежего бриза. Я вижу бескрайнюю голубую гладь,
сверкающую под солнцем. Это океан. И, воздев меч к небу, я кричу так громко,
как только могу. Кричу, чтобы слышали солдаты и индейцы, конкистадоры и
миссионеры, ученые и мореплаватели, короли и королевства, все мужчины и все
женщины. Кричу о том, что я, первый из всех, увидел этот Великий Неведомый
Океан. И пока солдаты в безумном восторге спешат ко мне, я его единственный
и полноправный владелец. Я - Васко Нуньес де Бальбоа.
Сон сковал глаза. Уступая ему, я простился с человеком, пронзающим небо
серебряным клинком своего меча.
Каким же был этот миг? И был ли вообще?
Шел пятый час, и я, памятуя о свидании с Катей, хотел, по образному
выражению Зиночки, "отчалить из гавани". Степан Афанасьевич протянул мне