"Варлам Шаламов. Переписка с Солженицыным А.И." - читать интересную книгу автора

лошадям дают паек в зависимости от веса. "Доходили" всегда и везде латыши,
литовцы, эстонцы раньше из-за рослости своей, да еще потому, что деревенский
быт Прибалтики немного другой, чем наш. Разрыв между лагерным бытом больше.
Были такие философы, которые смеялись над этим, дескать, не выдерживает
Прибалтика против русского человека - эта мерзость встречается всегда.
Очень хорош бригадир, очень верен. Художественно этот портрет
безупречен, хотя я не могу представить себе, как бы я стал бригадиром (мне
это предлагали когда-то неоднократно), ибо хуже того, что приказывать другим
работать, хуже такой должности, в моем понимании, в лагере нет. Заставлять
работать арестантов - не только голодных, бессильных стариков, инвалидов, а
всяких - ибо для того, чтобы дойти при побоях, четырнадцатичасовом рабочем
дне, многочасовой выстойке, голоде, пятидесяти-шестидесятиградусном морозе,
надо очень немного, всего три недели, как я подсчитал, чтобы вполне
здоровый, физически сильный человек превратился в инвалида, в "фитиля", надо
три недели в умелых руках. Как же тут быть бригадиром? Я видел десятки
примеров, когда при работе со слабым напарником сильный просто молчал и
работал, готовый перенести все, что придется. Но не ругать товарища. Сесть
из-за товарища в карцер, даже получить срок, даже умереть. Одного нельзя -
приказывать товарищу работать. Вот потому-то я не стал бригадиром. Лучше,
думаю, умру. Я мисок не лизал за десять лет своих общих работ, но не считаю,
что это занятие позорное, это можно делать. А то, что делает кавторанг -
нельзя. А вот потому-то я не стал бригадиром и десять лет на Колыме провел
от забоя до больницы и обратно, принял срок десятилетний. Ни в какой конторе
мне работать не разрешали, и я не работал там ни одного дня. Четыре года нам
не давали ни газет, ни книг. После многих лет первой попалась книжка
Эренбурга "Падение Парижа". Я полистал, полистал, оторвал листок на цигарку
и закурил.
Но это - личное мнение мое. Таких бригадиров, как изображенный Вами,
очень много, и вылеплен он очень хорошо. Опять же, в каждой детали, в каждой
подробности его поведения. И исповедь его превосходна. Она и логична. Такие
люди, отвечая на какой-то внутренний зов, неожиданно выговариваются сразу. И
то, что он помогает тем немногим людям, кто ему помог, и то, что радуется
смерти врагов - все верно. Ни Шухов, ни бригадир не захотели понять высшей
лагерной мудрости: никогда не приказывай ничего своему товарищу, особенно -
работать. Может, он болен, голоден, во много раз слабее тебя. Вот это умение
поверить товарищу и есть самая высшая доблесть арестанта. В ссоре кавторанга
с Фетюковым мои симпатии всецело на стороне Фетюкова. Кавторанг - это
будущий шакал. Но об этом - после.
В начале Вашей повести сказано: закон - тайга, люди и здесь живут,
гибнет тот, кто миски лижет, кто в санчасть ходит и кто ходит к "куму". В
сущности об этом - и написана вся повесть. Но это - бригадирская мораль.
Опытный бригадир Куземин не сказал Шухову одной важной лагерной поговорки
(бригадир и не мог ее сказать), что в лагере убивает большая пайка, а не
маленькая. Работаешь ты в забое - получаешь килограмм хлеба, лучшее питание,
ларек и т. д. И умираешь. Работаешь дневальным, сапожником и получаешь
пятьсот граммов, и живешь двадцать лет, не хуже Веры Фигнер и Николая
Морозова держишься. Эту поговорку Шухов должен был узнать на Ижме и понять,
что работать надо так - тяжелую работу плохо, а легкую, посильную- хорошо.
Конечно, когда ты "доплыл" и о качестве легкой работы не может быть речи, но
закон верен, спасителен.