"Меир Шалев. Голубь и Мальчик" - читать интересную книгу автора

"бац" по лбу, - и паста из анчоусов в желтом тюбике, и мелко нарезанная
петрушка, и тонкие, почти прозрачные дольки помидора. Ведь это то, что
делают дома. Возвращаются в него, здороваются с ним, прислушиваются к его
ответу и входят. Перекусывают чем-то и наполняются радостью: вернулись
домой. С холмов, с моря, издалека. Это то, что мы любим и умеем делать.

6

Мама и Папаваш научили нас многому еще до того, как мы пошли в школу.
Он раскрывал перед нами старый немецкий атлас, показывал материки, и
острова, и дальние страны, плавал с нами по океанам, переплывал реки,
взбирался на горные хребты и спускался с них по другую сторону. Она учила
нас читать и писать.
- Гласные буквы говорят согласным, куда идти. "М" с "а" будет "ма", "н"
с "е" будет "не", - объясняла она нам, и я смеялся от удовольствия, потому
что "а" и "е" меняли форму ее губ и выражение лица, а также от облегчения:
теперь и согласная буква знает, куда идти и что делать.
Мне было тогда пять лет, но Биньямин, который присоединился к этим
урокам, хотя ему исполнилось всего три, научился быстрее меня. Через
считанные недели он уже читал во весь голос имена всех поэтов, перепрыгивая
с могилы на могилу и переводя взгляд с надписей на сияющее мамино лицо. Я
помню, как он поразил и восхитил также пассажиров четвертого автобуса:
маленький золотоволосый мальчик читает избалованным голосом магазинные
вывески на улице Бен-Иегуды, несмотря на скорость, с которой они проносятся
в автобусном окне.
И я помню тот ужин на балконе, во время которого мама сообщила нам:
- Скоро у нас будет маленькая девочка. Ваша сестричка.
- Откуда ты знаешь, что сестра? - спросил я недоверчиво. - Может, у нас
будет еще один брат?
- Будет сестра, потому что так хочет мама, - объяснил Папаваш. - Она
посчитала свои за-за и за-против и решила, что после того, как она хотела и
получила двух сыновей, теперь у нас будет дочь.
А она поддразнивала нас:
- За-за это она, а за-против это вы.
Через несколько недель ее начало рвать каждое утро, и меня рвало вместе
с ней. Папаваш сказал, что педиатрия еще не слышала и не видела такой
степени солидарности сыновей со своими матерями и что нужно назвать это
новое явление моим именем. Его губы улыбались, но глаза нет. Глухое
раздражение мелькало в них, как будто он стал свидетелем такой близости,
которой никогда не знавал сам.
Каждый день мы с ним сидели на балконе и чистили миндаль. "Беременная
женщина должна строго соблюдать режим правильного питания, - учил он меня, -
сейчас на рынке мало мяса, яиц и сыра, а миндаль - это хорошая и питательная
замена. У мамы будет много молока, и малышка будет большая и здоровая, и у
нее вырастут белые зубы".
Он разрешил мне съедать каждую седьмую миндалину и добавил:
- А кто не работает, тот не ест.
- Но я работаю, - возразил я, ожидая похвалы.
- Я имел в виду твоего брата, - сказал Папаваш строго и громко, чтобы
Биньямин тоже услышал.