"Александр Шалимов. Вестник ("Наука и техника")" - читать интересную книгу автора

зааплодировала Бобу. А Боб поглядел недовольно на разбрызганную кашу и
принялся осторожно собирать ее клювом с пола.
Вот так мы все и познакомились. Боб остался жить у нас. Я устроила его
у себя в комнате. Брат притащил деревянный ящик. Мы поставили ящик на бок,
постелили сена, а внутри ящика прибили планку наподобие куриного насеста.
Я притащила в это жилье Боба, и, кажется, он, в принципе, его одобрил...
Однако он предпочитал проводить время или на ящике, или у меня на столе,
возле тетрадей и учебников, особенно когда я занималась. Чтобы попасть на
стол, он сначала вскакивал на свой ящик. Именно вскакивал; расправив
крылья, он медленно приседал, отталкивался ногами от пола и оказывался на
ящике. А с ящика таким же способом перебирался ко мне на стол. Он мог
часами сидеть возле меня, следя одним глазом, как я читаю, пишу или решаю
задачи. В общем, мы с ним вместе готовились к приемным экзаменам. Вскоре я
так привыкла к его постоянному присутствию, что если его не было рядом,
мне чего-то не хватало и повторять материал становилось труднее.
К Якову и маме Боб относился индифферентно; шагая из комнаты в комнату,
он зачастую просто не обращал на них внимания, а вот с теткой Юлией не
ладил. Заметив ее, он выпрямлялся, взмахивал крыльями и каркал
по-особенному - неодобрительно и даже вызывающе. Если она начинала
сердиться и замахиваться на него тряпкой или полотенцем, он не торопился
уйти, начинал топтаться на месте и, наклонив голову на бок, глухо бормотал
что-то, презрительно косясь на Юлию одним глазом.
Первой обычно отступала Юлия. Она обиженно удалялась на кухню ворча:
- Тоже мне, зоосад устроили... Накаркает он вам, дождетесь...
На кухню, в ее владения, Боб предпочитал не заглядывать, хотя там было
множество заманчивых вещей и всегда вкусно пахло. В еде он был не очень
разборчив, ел то же, что и мы, но больше всего любил котлеты, особенно
куриные. Не брезговал он и рационом Тома. Я не раз наблюдала, как в
отсутствие пса Боб обследовал его миску. Правда, в этих случаях Боб вел
себя не очень солидно. Направляясь к миске Тома, он воровато оглядывался,
а выбрав там кусочек по своему вкусу, торопливо уносил в более безопасное
место.
Самого Тома Боб демонстративно презирал. При встречах он никогда не
уступал псу дорогу: нахохлившись, начинал сердито бормотать что-то или
шипел угрожающе. И Том обходил его сторонкой, смущенно отворачиваясь и
прикрывая нос лапой.
Прошло около месяца. Я очень привязалась к Бобу и, по-моему, он ко мне
тоже. Но я ясно видела, что старый ворон слабеет. Он все реже прогуливался
по комнатам, и ему становилось все труднее забираться на стол. Теперь,
приковыляв ко мне в комнату, он чаще устраивался на полу возле моих ног и
терпеливо ждал, пока я возьму его и посажу к себе. А однажды, когда я
читала, облокотясь о стол, он подошел ко мне вплотную, заглянув в лицо,
словно испрашивая разрешения, затем перешагнул со стола мне на плечо. Он
сделал это очень осторожно, будто знал, что может поцарапать меня. Он
устроился на плече и долго сидел неподвижно, прислонившись крылом к
волосам.
Тогда я сначала даже испугалась, сама не знаю почему... Может быть,
смутно ощущала приближение чего-то неведомого, какой-то удивительной
тайны... Мне вдруг показалось, что Боб хочет что-то сказать мне, поэтому и
устроился возле самого уха. Но он ничего не говорил. Я попыталась читать