"Шолом Алейхем. Блуждающие звезды" - читать интересную книгу авторасебя:
- Горе мне, неужели она еще спит? Экая девчонка! Сейчас соберутся ученики в хедер *, а она будет вертеться тут неодетая у мальчиков на глазах... Ей все еще кажется, что она ребенок... Исроел! Исроел!.. не слышит! Ну и расходился же он с "огнем и водой", боже праведный! Со стороны можно подумать, что золотом его осыпают за пение. А Рейзл ходит в стоптанных, искривившихся ботинках, бедная моя девочка! Однако до каких пор она будет спать! Надо разбудить дочку. Слыханное ли дело? ______________ * Хедер - еврейская религиозная начальная школа. С этими словами Лея быстро подходит к занавеске из белой простыни, которой отгорожен уголок для дочери, с минуту прислушивается, затем тихонько, двумя пальцами, поднимает простыню, пристально осматривает кровать и, бросив взгляд на открытое окно, несколько мгновений стоит безмолвно и недвижно, будто окаменелая. Потом, словно ее что-то неожиданно кольнуло в сердце, она вздрагивает и поворачивает голову к мужу: - Исроел! Это произносится таким тоном, что кантор тут же обрывает свое пение и, повернув голову к жене, спрашивает. - Что, Лея? - Где Рейзл? - Как где? Разве она не спит?.. Не прошло и получаса, как все местечко уже знало о несчастье в семье кантора. Один за другим повалили в его дом люди, тревожно справлялись: - Ну, что слышно?.. Нет ее? Быть не может! Как могло случиться? Все утро местечко волновалось, кипело, гудело, как потревоженный улей: - Слыхали? Исчезла дочь кантора. - Что вы! Исчезла? Куда? Где же она? - Пропала, как в воду канула. А сам кантор - что с ним? Не плачет, ни слова не говорит. Стоит посреди комнаты неподвижно как истукан и заглядывает всем в глаза. Видать, от горя лишился и речи и рассудка... А канторша между тем не дремлет: будто ошалелая, носится она по местечку, ломает руки, бьет себя по голове и неистово вопит. - Доченька моя! Дитятко мое! Зеница ока моего! За ней следом идет толпа мужчин и женщин, помогающих канторше в розысках. Где только они не были! И по ту сторону моста, и на кладбище, и у всех валахских садовников, и у речки, - нет как нет! Полумертвую канторшу под руки привели домой. Там было полно народу. Все только и говорили что о горе, постигшем кантора и его жену. Кто-то поднял занавеску, взглянул на кровать и на раскрытое окно и сказал как бы про себя. - Вот отсюда и выпорхнула птичка. Чувство юмора не покидает голенештинского обывателя даже перед лицом чужого горя. |
|
|