"Валерий Шамбаров. Оккультные корни Октябрьской революции " - читать интересную книгу автора

конкретные преступления - организацию противоправительственных демонстраций,
забастовок, экстремистскую агитацию, издание подрывной литературы.
Но сама по себе политика и прикосновенность к ней - это было модно,
престижно. Ею увлекались юноши и девушки из респектабельных семей. И
Лубоцкий получил задание создать молодежный кружок. Привлек туда таких же,
как сам, гимназистов, гимназисток. Привлек и Яшу Свердлова. Он стал в кружке
первым "пролетарием". И, конечно же, завоевал общую популярность. Кисейные
барышни глаза на него таращили. Ведь это тоже было очень модно - горьковские
босяки-челкаши, жутковатое и романтичное "дно". И вот он - живой выходец
оттуда! На него заглядывались сверху вниз, наверное, тайно и влюблялись. И
Якову, ясное дело, нравилось такое внимание. Наверняка получил он и чисто
материальные выгоды - юные коллеги по партии старались помочь, хотя бы
пригласить в гости и накормить, подыскать те же репетиторские уроки.
Хотя последующие утверждения, что он и Лубоцкий в это время пришли в
большевизм, лишены оснований. Большевистской партии еще не существовало,
социал-демократия не успела разделиться. И даже еще почти не отмежевалась от
других левых организаций - социалистов, бундовцев, сепаратистов, анархистов,
действовала в тесном контакте с ними. Все были "революционерами", а стало
быть, союзниками друг для друга. Но Лубоцкого со Свердловым, несостоявшихся
"карбонариев", в этой мешанине тянуло к самым радикальным, самым
"революционным" группировкам.
Одно из первых партийных поручений Якова было связано со специализацией
его отца - доставать поддельные штампы и печати для документов всякого рода
нелегалам, скрывающимся от полиции, беглым ссыльным. К этому времени
относится и примирение Мовши Израилевича с сыном. Чего ж не примириться,
если сын "гешефт" в дом несет? Новгородцева и сестра Якова Сарра вспоминали
и о том, что нелегалы иногда по несколько дней укрывались на чердаке
Свердловых. И о "тайном ходе" - войдя в половину дома Мовши Израилевича,
можно было в уборной вынуть доску в стене и пролезть в квартиру и мастерскую
соседа-ювелира. Таким способом отрывались от слежки. Зашел в дом с одной
стороны, а вышел с противоположной, через другую дверь.
Ясное дело, без ведома соседа (тем более ювелира!) подобный ход
существовать не мог. Да и чердак был общим. Какие-то звуки должны были
доноситься. Неужто ювелир не поинтересовался бы, кто там прячется? Не послал
бы работников проверить? Откуда я и делаю вывод - в доме гравера и ювелира
подобное было в порядке вещей. И они издавна были связаны с преступной
средой. Так какая разница - уголовным или политическим нелегалам помогать?
Плати денежку, и получай документы, укрывайся, прячься.
Но окончательного восстановления семейных связей между отцом и сыном
Свердловыми так и не произошло. В доме уже хозяйничала вторая жена. И Яков
остался для отца чужим, отрезанным ломтем. Выбрал такую долю - вот и живи.
Позже, когда он пойдет по тюрьмам и ссылкам, Мовша Изратилевич ни разу не
придет к нему на свидение, не пришлет ни единой передачи. Между ними не
будет написано ни одного письма, ни одной записочки. Восстановятся отношения
лишь через полтора десятилетия, когда Яков Михайлович взлетит в самые верхи
советского государства. Видать, тогда уже признать "блудного сына" станет не
стыдно. И для семейных дел полезно.
Яков по-прежнему жил где-то на стороне. Однако с ночлежками расстался.
Ютился теперь по углам в частных домах. Теперь ему товарищи по партии
помогали пристроить его у себя или знакомых. Очень скоро состоялось и его