"Петр Шамшур. Трибунальцы " - читать интересную книгу авторабронепоезда, и поиск остальных преступников продолжается.
Внимательно просматриваю синие тетрадки - дела заключенных. Надо сличить фамилии, вводные данные и приметы. Уголовники часто принимают на себя ответственность за небольшую провинность, чтобы отсидеться в тюрьме, пока их разыскивают по обвинению в тяжком преступлении. То же самое начали делать и белогвардейцы, ведь у них так много сейчас общего с преступным миром. Шелестит листочками Куликов, что-то записывая в свой блокнот. Дайкин еще не вернулся, продолжаются свидания заключенных с родителями, женами, сестрами. Сестрами? Конечно, Зина не сестра этого высокого поручика. И фамилии у них, хотя и звучат похоже, но разные. Хотя... Сестра могла выйти замуж и переменить фамилию. Поручик Пронин... А Зина? Как мне ее представил "ястреб"? - Ты не знаешь фамилии женщины, почтовой служащей, что была на свидании с Прониным? - внезапно спрашивает Куликов. С удивлением смотрю на него. Александр Лукич - волшебник - запросто читает мои мысли. Чтобы вспомнить, начинаю щипать кожу на переносице - этот массаж помогает. - Гронина! Зинаида Гронина! - выкрикиваю я. - Тише... - морщится Куликов. - Все сходится. Она жена поручика бронепоезда Иннокентия Гронина. Мясник и каратель добавил к букве "Г" палочку, стал "Прониным" и, добровольно явившись в суд, исчез на пять лет. Это он. Посмотри на фотографию. Оказывается, Александр Лукич давно уже листает тетрадку "заключенного Пронина". А на столе лежит фото из дела полковника Терентьева. "Пронина". - Я этого типа в любом обличье узнаю! - говорит Дайкин, со злостью швыряя на стол ремень с тяжелой кобурой. - В печенках застрял у меня поручик Пронин. Такая старорежимная сволочь! - Пронин работает в мастерских тюрьмы? - спрашивает Куликов. - Что вы! - махнул рукой Дайкин. - Почему же вы разрешаете ему свидания? - удивляюсь я. - Не только свидания, молодой человек. Он и в город ходит. Вот сегодня, например, концерт в "Красном Доме", в котором и Пронин участвует. - Концерт? На сцене, под конвоем? - Вы всех обстоятельств нашего житья-бытья не знаете, потому и удивляетесь, - сокрушенно качает головой Дайкин. - Это ведь не тюрьма у нас, а "Товарищество на вере". Половина заключенных - артисты, которые повышают культуру города, - так решил товарищ Енисейский. Я кланяюсь им низко у проходной и отпускаю на концерты под честное слово. Без охраны! А может быть честь у такого типа, как Пронин? Я не имею права даже обыскать этих "артистов" при возвращении из города - это будет их "травмировать". Они приносят сюда самогон, карты, бритвы, иконы. Да, иконы! Посмотрите, в камере генерала Иванова на стене целый киот! Я уверен, что завтра они начнут приводить сюда женщин и принесут в тюрьму пулеметы. Скоро Надеждинский исправительно-трудовой дом превратится в кронштадтский форт "Белая лошадь" времен белогвардейского восстания. - Как же ко всем этим послаблениям режима относится охрана тюрьмы, начальство караульного батальона? - спрашивает Куликов. |
|
|