"Петр Шамшур. Трибунальцы " - читать интересную книгу авторацарской армии. Приказной служака. Расшевелить его книгами не удалось.
Скрывает свою малограмотность. Опирается на Войцеховского..." Высокий и плотный мужчина Иннокентий Вязь. Прошелся по комнате - половицы прогнулись, положил кулак на стол - дрогнули доски. Одет Вязь картинно: мохнатая черная кубанка с малиновым верхом, длинная шинель, блестящие сапоги "фирмы Яворского". Поверх шинели - ремни и маузер в деревянной кобуре. Такому Вязю парадом командовать, рапорт отдавать Блюхеру. А его выставили с закрытого партийного собрания ячейки батальона! Правда, вместе со мной. Всего двенадцать коммунистов в батальоне, но расставлены они так, что вся жизнь части под их влиянием. Хорошо поработал комиссар! Крепкие ребята - двенадцать большевиков. А тринадцатый - Барышев, Он был "на заметке", но материалов, собранных комиссаром, в батальоне не знали. Как только Куликов рассказал об этом, было решено немедленно провести собрание. Все двенадцать собрались через час. Председателем выбрали Афанасьева, пожилого оружейника. Он предложил проверить у всех партбилеты, так как собрание будет закрытое. Мой комсомольский билет и служебное положение в расчет не взяли и предложили покинуть собрание. Немного вежливей обошлись с Вязем: выслушали его заявление о том, что он с восемнадцатого года "сочувствующий" большевикам, и проголосовали единогласно, что оставлять его на собрании не следует. Но добавили, что в конце собрания его немедленно информируют о принятых решениях. Вязь молча ходит по комнате, а я проглядываю книжку комиссара. Хорошо бы оставить ее у себя. Сколько раздумий вызывают записи! "Если меня демобилизуют, где я найду свое счастье?" Напрасно раздумывал комиссар. Вот если Вязь уйдет из армии, руководящей должности ему не доверят, а стать рядовым тружеником он не захочет. Комиссар был бы доволен любой работой. Как будто одинаковые люди: оба прошли фронтовую школу, оба с первых дней в революции. Но один жил ради идеи, а другой топчется вокруг собственного монумента. Нарушаю молчание: - Товарищ комбат! Как вы оценили историю с Яковлевым? Он останавливается, поправляет кобуру маузера, машет рукой; - Мальчишка, понимаешь! Остался бы жив, я б его на гауптвахте сгноил! - А может, его смерть как-то связана с переменами в тюрьме? - Ну вот еще! - пожимает плечами Вязь. - Наше дело - охрана, по инструкции, а внутренние порядки - это другое ведомство. Там товарищ Енисейский делает то, что положено. Он за все и отвечает. - Ваш начальник штаба сегодня был на работе? - Нет его что-то, - отвечает Вязь, и тень заботы ложится на его лицо. - А он тебе нужен? С чего это вдруг Вязь обращается со мной так фамильярно? А, понятно! Это у него такая манера разговаривать с младшими. Представить бы его нашему председателю трибунала, он преподал бы Вязю правила вежливости. Недавно у нас член коллегии Железнов за "тыканье" одному арестованному беляку пять суток под домашним арестом сидел. Но я не успеваю ничего сказать - нас приглашают на собрание. Вязь подходит к столу президиума и грузно опускается на стул. Я присаживаюсь рядом с Куликовым. Председатель собрания объявляет: |
|
|