"Петр Шамшур. Трибунальцы " - читать интересную книгу автора

жизнь ради счастья народа. Как же могут исполнять ее сейчас белогвардейцы -
жандармы и каратели, вызывая сочувствие к своей судьбе? Кто им позволил
взять священные реликвии - серые бушлаты и тяжелые кандалы бывших
политкаторжан - для контрреволюционной демонстрации? Ведь они выступают как
осужденные советским судом. И слова такой песни хлестче пулемета бьют по
революции! Куликов легонько хлопает меня по плечу:
- Если тебе надоело слушать хор, сходи поговори с руководителем
драмкружка.
Встаю и укладываю чурбак на пол. Куликов придерживает меня за рукав
шинели:
- Смотри же не торопись. Веди разговор, как мы условились.
Громко стуча каблуками, иду к сцене. Енисейский оборачивается на шум,
старичок во втором ряду хрипит: "Тише!" Не обращаю внимания. Маленькая дверь
за кулисы открывается со скрипом. Шагаю по ступенькам и сразу же сталкиваюсь
с Дайкиным.
- Где руководитель драмкружка?
- Пальмиров ждет вас, волнуется. Я предупредил его и сделал все, что
мне поручили, - улыбается Дайкин.
- А Гронин изолирован?
- Конечно, - кивает головой Дайкин. - Он нагрубил охране и посажен в
одиночку.
Бывший "актер императорских театров" Серж Пальмиров топчется невдалеке.
Одет он в черный костюм, в кармане полосатой жилетки большие часы на
серебряной цепочке. Увидев меня, Пальмиров в изумлении таращит глаза: мы
ведь хорошо знакомы. Я арестовывал этого Сержа два года назад. Он вроде бы
пополнел с тех пор, во всяком случае, лицо его не так помято. А вот волос
поубавилось - лысину прикрывает только один рыжеватый завиток.
Пальмиров сгибает спину в поклоне, а я здороваюсь сухо, в упор
разглядывая актера. Блистал на сценах Сибири Серж Пальмиров. Играл героев в
революционных пьесах. Внезапно город, где был Серж, заняли белые. Пальмиров
продолжал выступать в театре, но в другом репертуаре: вместо красных
комиссаров играл роли белых офицеров. Однажды Пальмиров шел по городу в
компании "поклонников своего таланта" - белых карателей. Узнав среди
прохожих секретаря горкома партии Кравцова, оставленного в городе для
подпольной работы, Серж выдал его контрразведке. Виселица на центральной
площади уже была готова. Лишь смелый налет на тюрьму спас жизнь подпольщика.
В судебном заседании трибунала Пальмиров пытался доказать, что
искусство бесклассово и артистам безразлично, на какой стороне сражаются
"поклонники Мельпомены". А свое предательство Пальмиров объяснял врожденной
болтливостью - "недержанием речи".
Выступившая обвинителем по делу актриса фронтового театра назвала
Пальмирова "проституткой в штанах".
И вот Серж в Надеждинском ИТД и снова на артистическом поприще.
Дайкин проводит нас в маленькую комнату, заставленную реквизитом,
ставит на столик лампу и уходит, плотно прикрыв дверь. Надо выбить
Пальмирова из привычной колеи, чтобы он не играл заготовленную роль, а стал
самим собой и говорил правду.
- Рассказывайте, - роняю я, усаживаясь в кресло.
- Что?! - Пальмиров всплескивает ладонями и закатывает глаза: это из
роли какой-то "невинной жертвы".