"Петр Шамшур. Трибунальцы " - читать интересную книгу автора

воротнички гимназических мундиров, цветные платочки. Приоделась и наша
Ниночка: на ней темное шуршащее платье, зеленая вязаная кофточка с
блестящими пуговицами, белый пуховый платок.
Становится жарко, слишком много народу в зале. Большинство зрителей уже
сняли шинели и пальто. Расстегиваю шинель, засовываю в карман шлем. А
Ниночка не хочет сбросить платок. Долго ли она будет прятать от меня шрам на
лице?
- Ниночка! Енисейский в зале? - спрашивает Куликов.
- Конечно! - уверенно отвечает Нина. - Он сидит в первом ряду, в
кожаном пальто.
Я приподнимаюсь. Ну конечно, такой деятель должен выглядеть
архиреволюционно: длинное кожаное пальто, в руке кожаная фуражка, на ремне
через плечо маузер в деревянной кобуре, нога закинута на ногу, чтобы всем
были видны высокие сапоги.
- А из укома партии никого нет?
- Не вижу, - отвечает Нина. - Сейчас все укомовцы в селах. Идет
подготовка к посевной.
В зале полутемно. На стенах висят большие керосиновые лампы, но они
притушены перед началом концерта и коптят. Нет электричества в Надеждинске.
Оккупанты, отступая, так разрушили электростанцию, что второй год
продолжаются восстановительные работы.
Высокий мужчина в английском френче выходит на авансцену и долго трясет
большим школьным звонком. На рампу выносят керосиновые лампы.
Занавес начинает медленно раздвигаться, и со сцены доносится мелодичный
звон. Где-то далеко рождается берущая за душу песня: "Слышен звон
кандальный".
На полутемную сцену медленно выходят каторжане. Они негромко и красиво
поют:

...Путь сибирский, дальний...
Нашего товарища на каторгу ведут...

В зале раздаются аплодисменты. Многие зрители встают. Какая-то женщина
громко рыдает. А хор, гремя кандалами, продолжает:

Затянем же песню, забудем лихую беду...

Першит в горле. До слез жалко несчастных кандальников, по воле царских
сатрапов оторванных от семей, кинутых в далекую Сибирь.
Я вздрагиваю. Из партии каторжан выходит вперед генерал Иванов. Он с
пренебрежением отнесся к актерскому маскараду. Серая куртка лишь наброшена
на плечи, из-под нее хорошо видна военная гимнастерка. Брюки генерал так и
не переодел, а вместо кандалов он держит в одной руке блестящие наручники.
Монархист, колчаковский генерал, "военный советник" кулацкой банды выступает
в роли пострадавшего.
Хорошо поставленным голосом Иванов запевает:

Уж, видно, такая недоля написана нам на роду!

Сволочь! Песня украдена и присвоена. Ее сложили революционеры, отдавшие