"Петр Шамшур. Трибунальцы " - читать интересную книгу автора

сусликов да и бросят их во двор больницы. А у грызунов - чума, заразная
пакость, от которой почти никто не выздоравливает. Что прикажете делать?
Просить о помощи трибунал?" Куликов долго разговаривал с врачом наедине, и
старик едет с нами, но все же погрузился в вагон он тайком, а в больнице
сказал, что едет в Иркутск (в другую сторону) за лекарствами.
Мироныча и Енисейского судьба свела в одном купе. Чекист разделся,
аккуратно поставил у столика сапоги, развесил портянки. Надо будет
поговорить с ним о Нине. Ведь он отечески заботится о ней. Как же
получилось, что Нина уезжает от нас в такую даль, в Приморье?
Енисейский устроился лучше всех, захватив в дорогу подушку и большое
стеганое одеяло. Он так и не уехал в губисполком: сказал, что заболела
печень. Почему он остался в городе накануне восстания? Случайно ли это?
Подозрений вокруг Енисейского возникает много, но те, кто мог бы рассказать
о его связях с бандой, пока молчат.
Комбат Вязь лег, не раздеваясь, даже не снял пояса с кобурой. Потускнел
Вязь за последнее время. Чувствует, что не быть ему больше командиром
батальона.
Медленно прохожу по вагону. Член коллегии Железнов дремлет сидя. Под
стать фамилии у него и фигура и характер. Весь он словно вырублен из
ноздреватого камня, широкий и крупный, да и лицо у него темное и тронуто
оспой. Железнов всегда немногословен, улыбается редко. Требователен и
настойчив: дал мне жару за ошибки в Надеждинске. Вовек не забуду его суровые
вопросы: "Почему, прибыв в Надеждинск, сразу же не нашли комиссара карбата?
Не считали нужным? Почему позволили Войцеховскому бежать из гостиницы? Разве
трудно было вместе с ним отправиться в штаб? Почему не информировали
трибунал о белом подполье в городе? Думали справиться сами?" Словно киркой
долбил меня вопросами Железнов. Он ведь донецкий шахтер, привык к тяжелым
ударам. Революция поручила ему другую тяжелую работу - трибунал. Железнов
делает ее так же основательно, как рубал когда-то уголек.
Вот и последнее, наше купе, а дальше разместился взвод караульного
батальона. Часть красноармейцев приняла охрану хлебного поезда, а десять
человек - конвоиры.
Арестантский вагон старый, конструкции царя Гороха, караульное
помещение там очень маленькое, весь конвой поместиться не может.
Одновременно два часовых стоят на постах, а два красноармейца второй смены
вместе с разводящим находятся в караулке. Утром в арестантский вагон
отправятся другие пять человек конвоя.
Тихо в пассажирском вагоне. Люди устали при погрузке и спят без
сновидений. В последнем купе нашей половины вагона на нижней полке лежит
Степанида, санитарка больницы. Об ее халат вытер окровавленную шашку
Мещерский. Напротив Степаниды, укрывшись шинелью, спит Куликов. Устал
Александр Лукич и свалился, так и не сняв тяжелых ботинок. Голова его
сползла с вещевого мешка, и не мудрено: в мешке торчит наган. Куликов не
носит оружия при себе, а всегда норовит засунуть револьвер подальше. Помогу
ему сегодня спать спокойно и положу наган на свою верхнюю полку. Вот так.
На втором ярусе вагона лучше всего, никому не мешаешь. Я дневалю до
утра, но можно и сейчас забраться туда, полежать с открытыми глазами,
помечтать. Только душно что-то стало вверху. Да и потянуло самосадом.
Конечно, это встал доктор и закурил громадную цигарку. Какой же едкий у него
табак! Надо открыть вентилятор в крыше вагона.