"Петр Шамшур. Трибунальцы " - читать интересную книгу автора

печи сушатся сибирские валенки - серые, с красными разводами. А на
письменном столе стоят новые фасонистые сапоги.
- Мироныч, вставай! - с порога кричит дежурный.
Начальник быстро вскакивает и садится на диване, поджав ноги,
запахнувшись в шубу. Видать, часты такие побудки - привык Мироныч.
- Морозы не сдают, а весна на пороге, - говорит он. - Промерзли мы -
кружим день и ночь по селам. Бандиты перед посевной зашевелились. Понимают,
гады, что значит эта весна для деревни. А уезд наш - что Бельгия, за неделю
не проскачешь. Хорошо, что секретарь укома отряд коммунистов нам в помощь
вывел. Секретарь наш - Кравцов. Не слыхал? Как же! Ведь он был одним из
комиссаров черемховских партизан. Мы обложили вчера одну шайку. И моего
помощника убили. А я ему новые сапоги справил...
Чуть наклоняет голову Мироныч, белокурый чуб падает на лоб. Нахмурился
он, и глубокие морщины проступили на загорелом лице. Уже не молод
председатель Чека. Лет сорок ему, не меньше. Во всей коренастой фигуре его
видна широкая бедняцкая кость; много работы легло на плечи с детства, но
выручало завидное здоровье. Молчит Мироныч, только большие грубые пальцы
крепко сжимают отвороты шубы. Я смотрю на стол, на новые сапоги, а перед
глазами - блестящие, стертые подковки.
Тряхнул головой Мироныч, провел рукой по лицу.
- Такая уж наша работа: сладкое только вприкуску, а горького хватает с
верхом. Но ничего! В уезде будет к весне порядок! Только скажи, где мне
такого помощника взять? Мы его "вечным студентом" звали. Жадный был на
книги. Ты к нам не пойдешь? Ладно. Давай чай пить и поговорим о ваших делах.
Обжигаясь, мы пьем горячий чай из больших жестяных кружек. Я
рассказываю Миронычу, какое дело привело нас в Надеждинск. Он вздыхает:
- Богато, трибунальцы, живете: не поддаетесь текучке. Хорошо, что время
нашли и случай рассмотреть, и явление изучить. А в истории с Яковлевым
действительно много непонятного. Я ведь первым зашел в номер к самоубийце.
- Как же это получилось? - удивляюсь я. - Ведь в материалах дела об
этом ничего не сказано!
- Очень просто, - пожимает плечами Мироныч. - Ты Ниночку, заведующую
гостиницей, знаешь? А, еще не познакомился! Так смотри, не влюбись. Так вот,
в то утро прибегает в Чека Нина, зовет меня в гостиницу. Постояльцы все уже
ушли на работу, а тетя Клава, сторожиха, уборку начала. Номер, где живет
Яковлев, заперт, и ключа в дежурке нет. Тетя Клава постучала в дверь - тихо.
Заглянула в замочную скважину - в номере горит лампа. Клава сказала об этом
заведующей, та выбежала на двор, глянула в окошко - сидит в кресле Яковлев,
свесив голову. Ключа не было, и я взломал дверь. А форточка открыта - может,
выбросил Яковлев ключ во двор, в снег, не хотел живым выходить из номера.
- Ты уверен, что Яковлев застрелился сам?
- Это я сразу же проверил. Револьвер лежит на полу - выпал из руки. Из
дула пахнет порохом. Выстрелил он в висок, волосы обожжены. Только в
барабане нагана было почему-то всего три патрона, да и те не подряд. На
столе - записка о самоубийстве. Почерк Яковлева.
- Может быть, Яковлев заболел, психика у него пошатнулась?
- Не думаю, - пожимает плечами чекист. - Во всяком случае, накануне
самоубийства Яковлев был таким же, как всегда. Я говорил с людьми. Днем он
проводил занятия в роте, проверял караулы в тюрьме, был с докладом у
комбата. Обедал в столовой вовремя. Вечером участвовал в репетиции артистов