"Валерий Шамшурин. Каленая соль (Приключенческая повесть)" - читать интересную книгу автора

доверчиво переметнулась к тушинцам. И Тимоха по легким декабрьским снегам,
чуть присыпавшим землю, лихо повел за собой одурманенных прелестными
речами балахонцев прямо к Нижнему Новгороду, помышляя вероломным налетом
застать его посады врасплох.
Но порох не загорался на заиндевелых полках пищалей, закостеневшая на
морозце тетива луков потеряла упругость, и при первом же внезапном
столкновении со стрелецкими сторожевыми заставами у пригородных селений
Козине и Колосове Тимохино войско повернуло вспять. Пытаясь задержать его
и ободрить, резво вступил в стычку лишь один жиденький отряд казаков, но,
завидев, что к нижегородцам поспешает подмога, тоже пустился наутек.
На переломе тускнеющего дня, взметывая сухую порошу, конные ратники
воеводы Алябьева достигли Балахны. Въезжали на рысях по ямщицкому зимнику.
Над распластанным трехверстно вдоль берега Волги городом суматошным звоном
частили колокола высокой каменной Никольской церкви, заглушая набаты,
вопли и конское ржание.
Пепельными клочьями в мутно-белесом небе метались вороньи стаи.
Сдержав распаленных коней, ратники зрили, какую они вызвали суматоху. Как
в огромной воронке, библейским хаосом крутило людей, лошадей, повозки,
вздрагивающие прапоры и Копья, срывало рядно и рогожи с обозов,
вытряхивало на снег шапки, голицы, попоны, берендейки, обрывки одежды,
бочонки с пороховым зельем и самопалы.
Ушедшее от напористой погони балахонское войско не успело изготовиться к
отпору и, переполошив смятенным отступлением жителей, вместе с ними искало
спасения. Охваченная паникой толпа ломила через дворы и загороди,
скапливалась у ворот деревянного острога, спотыкалась, падала, рвалась в
ворота.
- Таракашки. Право, таракашки, - брезгливо бросил, подъехав к воеводе,
стрелецкий голова Андрей Микулин.
Воевода искоса глянул на него. Он еще плохо знал Микулина. Только вечор
голова прибыл из Казани с шереметевской подмогой. В его скуластом
сухощавом лице с кудлатой черной бородкой жесткость закоренелого вояки. И
брезгливая усмешка у него вышла тоже жесткой, вызвав в памяти воеводы
свирепые времена опричнины.
Алябьев поморщился, но не от слов Микулина: он умел сдерживать себя и не
выказывать без нужды благорасположение или неприязнь. У него снова
заломило поясницу: не молодые лета - с рассвета скакать сломя голову и
махать саблей. Тяжелому телом, обрюзгшему и утомленному бессонницами, ему
уже неусадисто было в седле, тесно в доспехах, непереносимо мутило от
запаха едучего пота, густым паром исходившего от лошади. Досадуя на себя и
с натугой распрямляя одеревенелую . спину, он небрежно махнул боевой
рукавицей.
- С богом! Довершай, Андрей Андреич!
Гонкой стаей, увлекаемые лютым Микулиным, ратники бросились к еще не
закрывшей ворота крепости. Толпа враз подалась перед ними, порскнула в
разные стороны.
Словно угадывая скорый исход, один за другим замолкали колокола.


2