"Валерий Шамшурин. Каленая соль (Приключенческая повесть)" - читать интересную книгу автора

навзрыд, как баба, из отверстого рта слюна по бороде тянулась. Жалок
человек во страхе. Однако все обошлось только одним испугом. Хитер был
расстрига, перед народом себя милосердным ставил, а Шуйских острасткой
молчать понудил. Ведал, что им этого довольно, чтоб на рожон не лезли. И
ведь приблизил к себе злодей, обласкал, умаслил, на свою кривду повернул.
А страх-то и посейчас живет.
Братцу Дмитрию Ивановичу что - не ему за государство ответ держать! Все
как с гуся вода. Опять никоторого в нем удержу, по Москве привык всякие
слухи пускать. Вот и эту нелепицу о Михаиле в уши напустил. Неужто по
сатанинской завидке?
Но ведь и сам государь не может избавиться от нескончаемого беспокойства,
даже получая благие вести из Новгорода. Чувствует, не вытащил его
племянник из трясины, а ввергнул в новую. Молодому все нипочем, а старому
во все стороны поглядеть надобно, стремглав да впопыхах дела вершить не
подобает. В позапрошлую осень прибыли в Москву польские посланники,
заключил с ними Шуйский перемирие почти на четыре года. В условиях
оговорили, что Жигимонт отзовет всех поляков от тушинского вора и оба
государя не прибегнут впредь к помощи супротивников того и другого. По
совету же Скопина, Василий Иванович опрометчиво вступил в связь со злейшим
врагом Жигимонта свейским Карлом,- чтоб бес его задавил! - и тем обрек
себя на разрыв с Речью Посполитой, хотя и было оправдание: поляки остались
в Тушине, ослушавшись своего короля. Ох, завел в дебри, запутал
племянничек! Того и жди ныне от Жигимонта пакости. Ведь сказано: кую чашу
прочим наполняют, сами ту же испивают. Но не ядовит ли сей мед? И такой ли
уж праведник Михайло, каким себя являет?
Ох не оставляли Шуйского недобрые предчувствия. Да вот еще эти грозные
знаки явились, эти зловещие приметы. В прошлом годе по осени среди
полуночи услышано было псаломное пение с жалобными причитаниями и плачем в
пустом храме архистратига Михаила (Михаила!), усыпальнице царской. А
намедни, тоже в ночи, сама собой возжглась свеча в церкви Рождества
Богородицы да и потухла от ветра, что дохнул в двери. Не близкую ли
погибель вещают чудеса?..
Одиноко и бесприютно государю. Направился было на женскую половину к
благоверной своей Марье Петровне, но, замедлив шаги, раздумал: нечего
своими страхами тоску наводить, ей и своих небось хватает - родила дочь да
та сразу преставилась.
В опочивальне Шуйский с вожделением оглядел постель: одна ему ныне услада.
И впрямь не могла она не манить. На витых столбиках с золотыми шарами
поверху широко раскинулся камчатный полог, на камчатных же занавесях ярко
пестреет золотое шитье - искусно вышитые диковинные звери и травы.
Сверкают по бокам опрокинутыми золотыми кубками тяжелые кисти. Пышная
перина вздымается и дышит как опара. Нарядное одеяло с соболиной опушкой
густо расшито причудливыми золотыми и серебряными листьями и уже откинуто,
приставлена к постели покрытая красным сафьяном скамеечка. Сладок тут сон,
блаженно забытье!
Стягивая с царя сапоги, молоденький спальник робко промолвил:
- Не гневись, осударь, за вольность. Стольник князь Митрий Пожарский
просил до тебя довесть, что уже пять ден у крылец толчется, твоего слова
дожидаючись.
- Не докучай, не к спеху, - зевнув, расслабленно отмахнулся Шуйский.- Чин