"Генрих Львович Шахнович. Сделано в СССР " - читать интересную книгу автора

брюшной полости салфетку.
Чуть было не забыл. Правда, он вовремя спохватился. Ничего страшногр не
произошло. Ну, а если кто-нибудь в операционной заметил и убежден, будто
Соломон Моисеевич спохватился именно оттого или - еще хуже! - после того,
как он сам заметил, что другие заметили? Что он это нарочно? Злонамеренно?
Мысли перепутались, переплелись, сделались зыбкими, как марево, дрожащими,
как воздух над осенним костром...
Соломон Моисеевич подошел к аквариуму. В нем плавала золотая рыбка, но
не из сказки, из аквариума. А существуя в аквариуме, даже волшебная ни-чем
не может помочь. Ей бы самой, хоть как-нибудь... Золотая рыбка дернула
раздвоенным хвостом, шмыгнула вглубь, притаилась. Никому, видимо, не
нравится излишняя лю-боз-на-тель-ность. Даже золотой рыбке из аквариума...
Но в следующий раз он непременно забудет салфетку в брюшной полости,
оставит там, зашьет, потому что он, Соломон Моисеевич, уже не хирург. Не
врач. И тогда - кто поверит? Спасенья нет.
А пока он ходил по квадрату и думал, что не выдержит пыток без наркоза.
Если придут, лучше сразу... И сейчас он явственно видел, почти прикоснулся к
руке, вынимающей его из аквариума. Внимательно изучают судорожно
задыхающийся рот, профессионально прислушиваются к разрывающимся легким. А
дальше - куда? Назад, в воду или в
песок?
А под наркозом не пытают; под наркозом-спасают. Страшно не умереть,
страшно умирать- каждый день, каждый час, каждую минуту.
Рыбу выбрасывают на песок, и она еще живет. Иногда -долго. Как
профессор Вульфсон.
Профессора Вульфсона уволили. Впрочем, нет: уволить - не то понятие.
Уволить - это где-то по соседству с отставкой, пусть не почетной, но
отставкой. По старости. По болезни. На худой конец - как несправившегося.
Профессора Вульфсона не уволили - его рассчитали. Как проворовавшуюся
прислугу. Как спившегося дворника.
После того, как он повесился, милиция взломала дверь и увидела совсем
пустую комнату. Профессор распродал все вещи и продолжал ждать. Он наивно
полагал, что за ним придут, пригласят вернуться на кафедру. Он до последнего
куска хлеба не представлял, что его, профессора Вульфсона, автора
капитальных трудов по гистологии, заслуженного деятеля науки, могут
так -взашей. Оказьвается, - могут...
А когда вещи кончились, когда уже совсем нечего было есть, он ровным
слоем посыпал возле двери и окон зубной порошок. Аккуратно разровнял его. В
лагерях, кажется, это изобретение именуется нейтральной полосой. Полоса
осталась нетронутой, без следов. Профессор Вульфсон никого не винил в своей
смерти. До последней непроданной вещи, до последнего несъеденного куска
хлеба он ждал и надеялся. Голодный.
Соломон Моисеевич остановился, прислушался. Тихо. Спокойно. Очень может
быть, с профессором Вульфсоном просто недоразумение, просто непоправимая
случайность? Его-то ведь никто не трогает, он работает, пользуется уважением
среди сотрудников, он... Чепуха. Нервы. Излишняя мнительность... Но вот
вчера, например, Елена Гавриловна при встрече на лестнице
сказала: -Здравствуйте.
А всегда говорила:
- Здравствуйте, Соломон Моисеевич.