"Генрих Львович Шахнович. Сделано в СССР " - читать интересную книгу автора

Почему? Что это значит? Избегают только имя произнести или его самого?
Но какая, в сущности, разница? Мнительность перерастает в подозрительность,
а дальше и окончательно - в страх. Кому верить, если Аля... Если десять лет
вместе ничего, пу-пота? Аля всегда была прямой и честной. Всегда - ''. " тот
вечер, последний. Иначе не могла. Спасибо, Аля.
С женой Соломон Моисеевич познакомился на фронте, в госпитале, где он
был хирургом, а она - медсестрой. Сорок первый, сорок второй. В госпитале
нет медикаментов, ваты, бинтов. Оперируют без наркоза. Держат за руки, за
ноги - и ножом, пилой по живому мясу, кости. Без наркоза. Иногда удавалось
достать самогон. Иногда. Это уже после, п Восточной Прусии хлынули трофейные
медикаменты. А в сорок первом, сорок втором, да и в сорок третьем - наркоз
для высшего комсостава. Пенициллин - только с разрешения начальника
лсч-салупра фронта. Только для высшего комсостава.
Однажды доставили мальчишку-красноармейца. - Дядя, что со
мной? -спросил мальчишка-красноармеец и всхлипнул.
У него были осколочные ранения в обе ноги. Предписывалась немедленная
ампутация, опасались гангрены...
- Дядя, что со мной? - повторил мобилизованный мальчик и вытер
по-детски нос грязным кулаком.
- Ерунда! - бодро сказал Соломон Моисеевич. - Через месяц будешь гонять
в футбол. Играешь, не-Сось?
- Полузащитник, - слабо улыбнулся мобилизованный пацан.
Пенициллин был только для генералов, и Алевтина сказала:
- Без ног генералом не сделаешься.
- На мою ответственность! - приказал Соломон Моисеевич и лично дал
мальчишке пенициллин.
Может быть, через месяц мальчик и гонял в футбол, а через десяток лет,
может, вышел в генералы. Кто знает? Неизвестно. Но уже через два дня у
Соломона Моисеевича с фуражки сорвали звездочку, и он неумело копал себе
яму. Рядом, не торопя, ожидал начальник особого отдела, и ветер шелестел
листком папиросной бумаги в его руке.
Соломон Моисеевич воткнул в землю лопату, хрипло спросил:
- Хватит?
Особист промерил глазами глубину:
- Еще немного.
Закурил. Вежливо угостил доктора.
- Сантиметров тридцать добавьте - и годится.
(А потом рота строевым шагом проходит через место казни. Печатает ногу
на могиле, которой нет. Гладко.)
Соломон Моисеевич тяжело спрыгнул в яму.
Особист докурил папиросу, втоптал окурок, поднес к лицу листок тонкой
бумаги.
- ...но... принимая во внимание безупречную службу... заслуги...
Спрятал листок в карман кожанки, дружелюбно подмигнул доктору и зашагал
прочь.
А Соломон Моисеевич начал машинально закапывать яму.
Алевтина бросилась к нему:
- Я знала, все будет хорошо! Мы с начальником госпиталя ходили к нему,
просили за тебя.
Она не назвала, к кому ходили, у кого просили.