"Сергей Шаргунов. Вась-Вась (Повесть)" - читать интересную книгу автора

Забулькал-зарокотал, полня собой небо, отрадный гром, чтобы
подражательно, бодрыми голосами помощников отозвались собаки. Булькая и
взахлеб.
- Вась! Вась! Вась!
Далеко или близко - нельзя было понять. Сколько их было? Две? Три?
Стая?
Они квакали и булькали:
- Вась! Вась! Вась!
Меня остановило сердцебиение. Лед предчувствия кто-то прижал к темени и
отпустил. Ледяной кусок. Лоб холодно взмок. Я раскатал обратно подвернутые
рукава зеленой толстой рубахи, которая была напялена поверх белой
рубашки-промокашки.
Иди, иди, иди. До станции близко.
Нерешительно задержал руку на горле, прикрывая артерию. Где она,
артерия, кстати, сонная, вечно неусыпная? Вот это она, скользкий пульс?
Напряг глаза и задвигал ногами аккуратно, выжидательно, совсем не галопом.
Не спешишь ты что-то, друг. Да вот, хреново. Хреново вдруг? Говорю, хреново.
Темно-прозрачные круги, смуглые дымные колечки проплыли среди тусклого
сияния, зеленого предгрозового трепета, ветреной сиреневой тьмы. Тошные
шарики. Траур? Обморок то есть... На фиг! Что за блажь?
И тут сквозь тоскливый прищур внутреннего диалога я их увидел.
Далеко крутились, обнюхиваясь, они. Или это пыль грубо играла на ветру?
Я снова встал с вялой расклеившейся улыбкой - мол, зевотно любуюсь
милой окрестностью, дачник. Вынул мобильник из кармана джинсов, было ровно
девять. Запрятал аппаратец.
Они на меня бежали!
Они с каждой секундой становились мордами, гривами, ушами. И лапами,
лапами! Первое, что я подумал, - их порода. "Овчарки!" - подумал я, и они
наскочили.
Одинаковые, без лая, веселые, матерые. Оскаленные пасти, темно-серый
мех с желтым отливом, волнами вздыбленный на холках. Гибкость им придавали
их сучьи очи - жадные и озорные. Они переглянулись, сестрицы-молодки. Огонек
задора проскочил.
Я стоял, все еще не при делах, вроде наслаждаясь пением птиц и
вцепившись надеждой в тот светлый факт, что меня не облаяли... Хорошие
песики, гуляют близняшки. Где же их хозяин, откормленных?
Переглянувшись, они ринулись! С острых морд считывалось: надо бы его
обнюхать... Понюхать и отпустить...
Птичье чириканье оборвалось. Они начали рвать!
Кажется, обе сразу, рвать! Зубы их щелкнули с зеркальным звоном.
И давай рвать!...
Не боль, а страх. Укус в ногу. Укус в руку, дернувшуюся к лицу. Укус в
другую руку. Боль, рана, боль. Рана. Они переглянулись, координируя налет.
Они напрыгивали, чугунные, все еще молча, только издавая сытное хрипение,
переходившее в писк, толкая, тесня: скакнуть к горлу или повалить - и в
горло, в горло. Я закричал: "Фу!", "На помощь!", "Пошла!", "Аня-а-а!", "Пшли
вон, пшли-и-и!"...
Отступил к глухому забору, прикрывавшему участок.
Эти дерзкие жгучие укусы я отбивал ногами, но тотчас получал укус
отмщения. Захлебываясь в крике, изнуряясь отбивать их атаку, я ощутил