"Анри Шарьер. Бабочка ("Папийон" #1) " - читать интересную книгу автора

очень близко, и оно наверняка, упало в воду. Иисус говорит, что это хорошо.
Если ружье не обнаружат, подумают, что мы вооружены. И не станут рисковать -
у них только пистолеты и сабли.
- Если вас обнаружат, и вы будете вынуждены бросить лодку, - добавляет
Иисус, - то лучше всего идти вверх по ручью, пока не дойдете до безводной
части. Если пойдете по компасу, то все время надо держаться севера. Через
два-три дня такого скитания у вас много шансов наткнуться на лагерь смерти
"Шервин". Там надо будет кому-нибудь заплатить и передать мне, что вы
прибыли.
Двое бывших заключенных отплывают. Через несколько минут их лодочка
исчезает из виду.
День едва проникает сквозь густую растительность. Начинается жара.
Кроме Матурета, Кложе и меня, поблизости нет ни души. Первая реакция: мы
смеемся. Все пошло, как часы. Единственное, что нас ограничивает - это нога
Кложе. Он утверждает, что теперь, когда на нее наложена "шина", все в
порядке. Мы можем сварить кофе. Быстро разводим костер, и каждый выпивает по
большой кружке кофе, подслащенного сахаром. Замечательно. Со вчерашнего дня
мы потратили столько энергии, что нет сил даже проверить вещи и лодку. Потом
посмотрим. Мы свободны, свободны, свободны. На каторгу мы прибыли тридцать
семь дней назад. Если побег пройдет удачно, мое пожизненное заключение
окажется не столь уж длинным.
"Господин председатель, сколько времени длится во Франции пожизненное
заключение?" Меня разбирает смех. Матурет тоже приговорен к пожизненному
заключению. Кложе говорит:
- Не будем пока праздновать победу. Колумбия далека, а эта лодка
кажется мне слишком жалкой, чтобы на ней можно было выйти в море.
Если говорить начистоту, то до последнего момента я думал, что на этой
лодке мы будем добираться до настоящего судна, на котором и выйдем в море.
Поняв, что заблуждаюсь, я ничего не сказал, опасаясь реакции моих друзей.
Иисус вел себя очень естественно, и я не хотел произвести впечатление
человека, незнакомого с лодками, на которых совершают побег.
Первый день мы посвятили беседам и знакомству с лесом. Над нашими
головами с визгом прыгали обезьяны и маленькие белки. К ручью пришло стадо
животных, напоминающих диких свиней. Их было по меньшей мере две тысячи. Они
входят в воду, раздвигая ветви и вырывая корни растений. Вдруг выплывает
огромный крокодил и хватает за ногу одного из поросят. Тот визжит и
вырывается. Свиньи набрасываются на крокодила, взбираются ему на спину,
пытаясь укусить. Крокодил бьет хвостом, и каждый удар поднимает в воздух то
одного, то другого поросенка. Вот один уже плывет брюхом вверх. Остальные
свиньи тут же раздирают его в клочья. Ручей полон крови. Весь спектакль
продолжается двадцать минут, и крокодилу удается, в конце концов,
ускользнуть.
Мы хорошо проспали всю ночь, а утром приготовили кофе. Я помылся, и
Матурет скальпелем побрил нас с Кложе. У самого Матурета борода еще даже не
растет. Когда я поднимаю с земли фуфайку, которую снял перед мытьем, из нее
выпадает громадный черно-бархатный паук, с длинными усами, заканчивающимися
шариками платинового цвета. В нем, по крайней мере, 500 граммов. С чувством
отвращения я давлю его.
Мы вытащили из лодки все вещи и, в том числе, маленький бочонок воды.
Иисус переборщил, наверно, положив слишком много калия для лучшей